Император не чужд всему этому. И он ценит престиж России во всём. Разве не так? Что же вас удивляет?
- Не знаю. Вы, конечно, логичны, но предстать перед государем... Наверное, позже я привыкну к этой мысли, но пока прошу извинить мою нервозность. Пожалуй действительно стоит выпить ещё.
- Несомненно. Причём этой бутылки нам не хватит. Тихон!
- Слушаю ваше благородие, - немедленно "встал передо мной как лист перед травой" мой "опекун".
- Вот тебе деньги, - протянул я слуге три рубля, - сбегай к Чусовому в трактир и попроси для меня вина, он знает какое. Бутылки четыре. Со сдачи возьмёшь гривенник себе.
- Премного благодарен...
- Подожди. Учти - сначала принесёшь вино нам, а потом пойдёшь пропивать свой гривенник, понял?
- Не извольте беспокоиться, Вадим Фёдорович - всё исполню в точности, - поклонился и немедленно смылся выполнять приказание.
- А не много ли нам четырёх бутылок будет, - с сомнением в голосе спросил доктор.
- Да кто же нас заставляет всё сегодня выпивать? А запас никогда не помешает. За каждой бутылкой что ли Тихона гонять. Так что пока разлейте по бокалам то, что осталось и будем потихоньку привыкать к мысли о встрече с императором.
Вино как раз заканчивалось, когда вернулся Тихон.
- Так что, ваше благородие, - слегка смущённо начал он, - я шесть бутылок принёс. И там сёмга свежая была - тоже прихватил. Извиняйте на этом.
Ну не золото у меня слуга? - Чисто Швейк. Умница.
Блюдо с нежно-розовыми ломтями рыбы было немедленно поставлено на стол. Рот тотчас же наполнился слюной и, судя по всему, ощущения доктора не сильно отличались от моих. Я понимаю, что херес под рыбу это моветон, но если очень хочется?
- Так что, я могу быть свободен? - робко спросил Тихон.
- В кабак торопишься? Ступай, - улыбнулся я.
- Ни боже мой. Я с собой водочки взял. На кухне буду. Если что - покличьте.
За пару часов мы с Филиппом Степановичем под неторопливую беседу "уговорили" ещё две бутылки и очистили блюдо от лососины. Пора было ложиться, но сначала я решил проверить как там дела у моего "Планше" на кухне. Проверил...
Перефразируя великого комбинатора: "А ваш дворник довольно-таки большой пошляк - разве можно так нажираться на гривенник?". Кстати тоже о "Тихоне" сказано.
Мой слуга сладко спал сидя за столом на котором стояла порожняя бутыль внушающих уважение размеров. И пустая тарелка - чем закусывал, непонятно. Что характерно спал тихо - никакого тебе храпа. Сплошное умиление.
Будить его я не стал, раздевать и укладывать баиньки - тоже. Утром ему пистон вставлю, а пока - пусть продрыхнется.
Втык после пробуждения я сделал Тихону спокойно и "без души" - на самом деле никакой злости по отношению к нему не испытывал, к тому же сам дал добро на попойку, а границ не установил - вот мужик и оторвался до полного "изумления". Даже слегка жалел распекаемого - вполне заметны были мучения перебравшего организма. Пришлось даже собственноручно набулькать полстакана вина для поправки здоровья жертвы "жажды вчерашней".
Последующие дни прошли в хлопотах по приготовлению к аудиенции. Даже в лаборатории приходилось себя заставлять думать о деле. Посуда, конечно из рук не валилась, но способен я оказался только на механическую работу - о научном творчестве пришлось забыть.
К тому же в голову пришла одна идея, которую срочно требовалось воплотить в жизнь. Но об этом ниже...
Наконец мандраж и томительное ожидание завершилось и день аудиенции наступил. Бессчетное количество раз хотелось плюнуть на всё и просто банально удрать куда-нибудь подальше. Но, увы. Жребий, как говориться, брошен. Нужно пройти и через это. В конце концов, отопрусь своим "заграничным" воспитанием. В общем - "Поехали!".
Никаких проблем с "проникновением" во дворец не возникло: вызванный дежурный офицер глянул на наше письмо, сверился с каким-то списком и кивнул:
- Вас ожидают.
Нас поручили какому-то придворному (чёрт его в самом деле разберёт: может камергер какой, а может просто лакей - не разбираюсь я в придворной амуниции ни разу) и тот молчаливо пригласил нас следовать за ним. Шагал этот человек неторопливо и степенно, что для меня всегда было пыткой - не умею ходить медленно. Но пришлось.
Высокие окна дворца полыхнули солнечными бликами уходящего дня и подернулись свинцовой матовостью вечера. Вот тебе и здрасте, а только три часа дня. Но ноябрь есть ноябрь...
По залам запорхали лакеи, или как их там, расставляя подсвечники, меняя оплавившиеся огарки на новые, ровненькие, радующие глаз свечи. Удивительно, никто не замечает сумеречную суету, во всяком случае обращаю внимание только я.
А свечи-то восковые. Просто представить страшно в какую копеечку влетает освещение таких апартаментов в сутки зимой.
Наконец местный "Сусанин" довёл нас с доктором до дверей возле которых замерло в карауле двое гвардейцев. Казалось, что они даже не дышат - чисто экспонаты музея мадам Тюссо.
Провожатый просочился за дверь и, через полминуты, распахнул дубовые створки:
- Его Императорское Величество приглашает господ Бородкина и Демидова!
Помещение оказалось кабинетом. Самодержец Всероссийский встретил нас стоя у стола.
Довольно высок, строен, круглолиц и курнос в отца. Ярко выраженные залысины ото лба, но зато почти непременные по тем временам бакенбарды.
- Здравствуйте, господа, - приветливо начал Александр, - я сначала хотел, чтобы наша встреча произошла в более торжественной обстановке, но военный министр убедил меня не разводить излишней парадности. Прошу садиться.
Мы послушно присели в расположенные напротив стола кресла, и император продолжил:
- Приношу вам обоим благодарность от всей России за тот научный подвиг, который вы совершили в её честь. Я искренне восхищён всем вами сделанным и надеюсь, что на этом вы не остановитесь, что принесёте ещё немало славы своей Родине.
Нам оставалось только снова встать и поклониться. И зачем спрашивается, нужно было перед этим в кресла садиться?
- Ваши труды, несомненно, требуют награды, - продолжал государь. - Прошу подойти вас, господин Демидов.
Я послушно приблизился и Александр собственноручно приколол к моему сюртуку тёмно-красный крестик.
- Поздравляю вас кавалером ордена Святого Владимира, Вадим Фёдорович! - и царь пожал мне руку.
