мне показались человеком трезвомыслящим, разумным и крайне прагматичным, — усмехнулся он, — только одно то, как ловко вы выудили у меня деньги за двадцатидневный присмотр за Светой — уже одно это вызывает уважение. А Римма Марковна поведала мне, что вы проделали то же самое с остальным семейством Горшковых. Только не ругайте ее, ради бога. Она хотела как лучше.
Я только развела руками.
— И я прекрасно вижу, что вы порядочный человек, что у вас доброе сердце и к Свете вы привязаны, — продолжил он. — С вами моя дочь не пропадет. И я умру спокойно.
У меня ком стоял в горле.
— Не расстраивайтесь, Лидия Степановна, — вздохнул Валеев. — Я прожил очень хорошую жизнь… конечно, жаль, что она обрывается на самом интересном месте. Но, видимо, так надо.
Дождь барабанил за окном все сильнее.
— Осталось только устроить жизнь Светы. И единственный приемлемый вариант — вы. Вот, вроде теперь уже я сообщил вам все. Что вы теперь скажете?
— Хотите чаю? — спросила я.
— Лида! Выпей вот это, — мне в руки ткнули чашку с обжигающим липовым чаем. — Я туда малинового варенья всего три ложки добавила. Сладковато, конечно, но зато полезно. Так что даже и не вздумай кривиться.
Я моментально скривилась.
— Сейчас будем ноги парить, — Римма Марковна с блеском вошла в роль суровой домомучительницы фрекен Бок и всё утро с маниакальным упорством «чикотилы» истязала меня средствами народной медицины. — Допивай быстрее, а то у меня вода стынет.
— Оно горячее! — возмущенно чихнула я и высморкалась.
— Ну и что, что горячее! — рассердилась Римма Марковна, — тебе сейчас именно такое и надо. Кстати, я правильно понимаю, с Василием Павловичем вы договорились?
Я чуть не поперхнулась чаем.
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно отметила Римма Марковна с довольной улыбкой, — и Светочка будет пристроена нормально, и ты замуж за хорошего человека выйдешь, а не за этого, прости господи. Даст бог, поживет еще Василий Павлович, может, врачи и ошибаются… надеюсь, еще ваших деточек няньчить буду…
Очевидно, в моих глазах блеснуло обещание убить соседку особо малогуманным способом, так как она резко осеклась и забормотала:
— Да что ты всё так воспринимаешь, Лида. Я же добра тебе желаю. Василий Павлович — мужчина обстоятельный, с ним не пропадешь. Будешь как сыр в масле кататься…
— Так! Опять интриги начинаются? — разозлилась я, и соседка Римма Марковна моментально запричитала с самым невинным видом:
— Лидочка, смотри, я тут в таз с кипятком горчичники бросила, у Василия Павловича сухой горчицы в доме нет, а моя на Ворошилова осталась. Кто ж знал, что ты так заболеешь… ох-хо-хонюшки… кто ж знал… а я тебе говорила — не ходи без зонтика! Но кто ж нас, старух, слушается… все нынче умные такие стали… — вздохнула она и без перехода спросила. — Так вы договорились, когда заявление в ЗАГС подавать будете?
Я отрицательно помотала головой и опять чихнула.
— Ну правильно, спешить не надо, сперва развестись нужно, и тебе, и ему, — недовольно поджала губы Римма Марковна и осуждающе покачала головой, — ты представляешь, Лида, супружница это его расфуфыренная… жена почти бывшая… Юлька — всё с собой унести хотела. Шесть чемоданов набрала! И даже сервиз фарфоровый. Но сервиз я не дала!
Она гордо и торжественно посмотрела на меня.
— Этот сервиз принадлежал еще бабушке Василия Павловича, между прочим. А эта с собой хотела забрать. Вот ведь гадина какая!
— Откуда вы про бабушкин сервиз знаете? — вытаращилась я, и Римма Марковна, воспользовавшись моментом, ловко сунула мне градусник под мышку. — Когда это Валеев вам такие подробности рассказать успел?
— Василий Павлович — человек очень занятой, — со сдержанным достоинством заметила Римма Марковна, — ему со старушкой досужие разговоры вести некогда. Это я в его семейном альбоме с фотографиями рассмотрела. Там был точно такой же сервиз. О чем я Юльке этой и сообщила. А то завела моду врать старшим — мол, «мы его в Кисловодске купили». Меня не проведешь!
Римма Марковна воинственно взмахнула упаковкой горчичников и спохватилась:
— Лида! Остывает вода ведь! Быстро давай ноги в таз!
Я обреченно послушалась и через полсекунды взвыла:
— Ай! Горячо! — ноги почти ошпарились кипятком и покраснели.
— А ну куда?! — возмутилась Римма Марковна деспотическим голосом и придержала мои ноги за коленки, не давая выдернуть. — Давай, я сказала! Сейчас еще воды горячей долью. Где это видано, посреди лета простуду подхватить?! Взрослая вроде тётка, а вся в соплях! И вот как ты с красным сопливым носом пойдешь рядом с таким красивым мужчиной, как Василий Павлович, заявление в ЗАГС подавать?
Я чуть не зашипела от моральных и физических истязаний, но наткнувшись на осуждающий взгляд Риммы Марковны, покорно сунула ноги в почти кипяток.
Когда с инквизиторскими экзекуциями были покончено, и я уже покорно лежала в кровати, размякшая, полностью деморализованная, укутанная в два одеяла, в шерстяных носках и в теплой пижаме, дверь скрипнула, и кто-то вошел в комнату.
— Тётя Лида, — пропищал тоненький детский голосок.
— Что Света? — мне было трудно повернуть голову из-за кокона из одеял и я не могла видеть ее лица.
— А ты теперь взаправду будешь моей мамой или это понарошку только?
Ну, Римма Марковна, я тебя убью! Дай только хоть чуток оклемаюсь…
Чтобы не волновать ребенка, я выполнила педагогический трюк по методу мудрого учителя Шалвы Амонашвили — переключила внимание Светки на более важный вопрос, а именно — спросила, правду ли все соседи говорят, что в синем чемоданчике Риммы Марковны тайно находится новая прекрасная кукла, которую она планирует подарить какой-то неизвестной злой девочке? Светка, с негодованием вскрикнула и убежала восстанавливать справедливость. Бедная Римма Марковна, я ей теперь сочувствую. Характер у Светки примерно, как у Элеоноры Рудольфовны, или у стаффтерьера (что в принципе, одно и то же), только еще хуже (так как добавляется еще и ум Валеева).
Из дальних комнат донеслись возмущенные крики Светки и оправдывающееся бормотание Риммы Марковны, я мстительно усмехнулась и с чувством выполненного долга спокойно уснула. Сон вышел рваный, как вата: я то проваливалась поминутно в невнятные сновидения, то просыпалась, пока перед глазами не всплыли события того вечера.
