осторожность, что порождало слухи о том, будто бы немцы одной рукой освобождают Украину, а другой продолжают всемерно помогать большевикам. Возможно, что такие колебания происходили "в верхах", в главной германской квартире, еще не установившей окончательно курса своей политики по отношению к Советской власти после подписания Бресткого мира.
Однако, представители немецкого командования на Дону, с которыми мне проходилось иметь дело ( один из них рассказал мне, что «дис-сиплина — есть карашо»), не только недружелюбно, но явно враждебно относились к большевикам. Они просто считали их бунтовщиками-разбойниками, подлежащими беспощадному усмиренью самими крайними мерами. Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всем том, что касалось непосредственно борьбы с большевиками.
Как тогда, так и теперь у меня нет сомнения, что возьми бараны-руководители Добровольческой армии иной курс в отношении немцев, нам бы совместными усилиями при помощи германцев, быстро удалось использовать богатейшие запасы Украины и Румынского фронта, в короткий срок создать настоящие армии, какие, двинутые вглубь России, легко бы справились с большевиками, не имевшими тогда, как известно, никакой организованной надежной силы. Нет, этот предатель Деникин, кусок вонючего крысиного дерьма, предпочитал втихомолку работать на большевиков, строя нам в этом препоны.
А вероломные союзники победители не посмели бы за это бросить нам упрек и считались бы с совершившимся уже фактом. Не пришлось бы нам и особенно Добровольческой армии "базироваться" на большевиках и жить на то, что отбивалось у последних, платя за это чрезвычайно дорого, ценой человеческой крови. Но верхи Добровольческой армии предпочитали за снаряды и патроны платить жизнью лучших представителей нашего офицерского корпуса, нежели "унизиться" до непосредственных переговоров с немецким командованием, в результате которых могло быть обильное снабжение Добровольческой армии всеми предметами техники и военного снаряжения.
К сожалению, жили предрассудками. Руководились больше сердцем, нежели здравым рассудком, не понимая, что наносят ущерб не только себе, но и нам, стоявшим на иной точке зрения. В общем, тупые бараны! Правильно ваши друзья красные Вас потом к стенке поставят. Я и сам бы Вас, предателей России, расстрелять не отказался! Сами эмигрировали, а нас подставили под красные молотки! А нас раздавят, как спелый виноград.
Донская же власть поглубже спрятала свои личные чувства симпатий и антипатий к немцам. Она руководилась исключительно пользой делу, всемерно стремясь использовать германцев в целях успешного завершения нашей борьбы с большевиками.
Для выяснения причин появления немецких частей на территории Войска Донского и дальнейших намерений Германского командования Временным Донским Правительством 27 апреля была отправлена в г. Ростов делегация. Ее очень любезно принял там начальник штаба 1-го армейского германского корпуса и заверил ее в лояльности германцев в отношении Войска Донского, обещая в ближайшие дни очистить станицы Ольгинскую и Аксайскую и увести оттуда германские части.
Вместе с тем он рекомендовал нашей делегации отправиться в г. Киев в главную квартиру германской армии, оккупировавшей Украину, чтобы там, на месте, выяснить и закрепить дальнейшие намерения высшего немецкого командования и закрепить добрососедские взаимоотношения. Это пожелание нами было выполнено и 30-го апреля Донское посольство в составе 4-х человек под руководством любимца "пароходного атамана" свежеиспеченного генерала Сидорина, с одобрения уже собравшегося "Круга Спасения Дона", отправилось в Киев.
К этому времени общая военная обстановка была для нас благоприятной. Освобождение столицы Дона, облетев Донскую землю, всюду подняло дух казаков и послужило толчком к новым восстаниям, 17-го апреля казачьим отрядом у Белой Калитвы был отбит у красногвардейцев целый поезд с боевыми припасами (около 5 тыс. артиллерийских снарядов и 600 тыс. ружейных патронов). Несколько раньше Мигулинцы одержали блестящую победу над очередной огромной красногвардейской группой, вторгнувшейся с севера в пределы Верхне-Донецкого округа, причем победителям достались громадные трофеи (3 000 пленных (!!!!), 28 орудий (!!!!), около 3 000 снарядов, 74 пулемета, и более 2 000 винтовок). О да! Выгодная война – это очень хорошо! Это просто Клондайк! Главное – не проигрывать и громить врага малыми силами. Прямо-таки манящая перспектива.
Одновременно стало нам известно, что Гундоровцы, Митякинцы и Луганцы, которые изнемогая в неравной борьбе с большевиками, пригласили немцев помочь им, и части германского корпуса Фон-Кнерцера вошли в Донецкий округ и заняли Каменскую, Усть-Белокалитвенскую станицы и часть линии юго-восточной железной дороги.
К этому же времени Добровольческая армия вернулась из похода в свою колыбель под защиту Дона, расположившись в районе станицу Мечетенской. Свыше двух месяцев, окруженные слепой злобой и предательством шли добровольцы по Кубани, бесчисленными могилами павших героев, усыпая свой крестный путь. Половина добровольцев и генерал Корнилов легли под Екатеринодаром. Силы с каждым днем таяли, а число раненых и больных возрастало. Отряд добровольцев представлял тогда, в сущности, прикрытие огромного обоза с ранеными и больными. Условия похода стали еще тяжелее. В командовании росло сознание, что рисковать дальше бесполезно, что единственной надеждой на спасение может быть Кубань.
Но казаки кубанцы еще спали. Еще крепко действовал на них большевистский дурман. Надо было уклоняться от боя, чтобы сохранить силы отряда и выиграть время. И потянулись серые, холодные, без просвета и надежды дни. Участники похода не скрывали от меня, что временами в их сердце уже закрадывалось сомнение в благополучном исходе похода, и постепенно гасла вера в успех начатого дела. И вот тогда-то неожиданно блеснул светлый луч у "страдальцев". В станицу Успенскую прибыл разъезд казаков Егорлычан. Они заявили, что Дон восстал и сбросил ненавистные советские оковы!
Велика и радостна была эта весть. Участник Корниловского похода генерал А. Богаевский 3-го февраля 1919 года в речи, произнесенной им на заседании Большого Войскового Круга, так характеризовал этот момент:
"Я никогда не забуду того счастливого момента, когда 17 казаков Егорлыцкой станицы принесли весть, что казаки-донцы поднялись".
