А генерал Деникин в этот же день сказал Кругу:
"В феврале я с тяжелым чувством покидал Донскую землю, в апреле я с великой радостью узнал, что Дон очнулся от наваждения и встал на защиту поруганной свободы своей".
Все это хорошо, но вот я тремя десятками людей бил большевиков в труху, а ты горе-генерал, бестолочь Деникин только и можешь, что от них трусливо бегать! Как ты генеральские погоны получил? За взятку? Или тебе их на день Рождения подарили?
Один юнкер, из числа Добровольцев-Деникинцев так мне описал свои чувства в день 12-го апреля:
-- Ура. Донцы восстали. Мы скачем прямо на север, опять милое Задонье, Егорлык, Мечетка, Кагальник, Олъгинская, а там и Новочеркасск. Душа ликует; и в топоте конницы и в скрипе сотен телег и в вое телеграфной проволоки -- одна и та же песня: "Всколыхнулся, взволновался Православный, Тихий Дон..."
"Ага, - подумал я - "Вы, значит, скачите, ликуете, дурью маетесь, а нас тогда в Заплавах большевики приготовились резать, огромную вооруженную орду нагнали, и помощи никакой не было. Отбивайтесь, как хотите или умирайте."
Судя по всему, я уже просто истощил запасы моего удивления человеческой наглостью.
Но восторженный юнкер, кажется, его фамилия была Львов, не замечал мой скептицизм и все еще не унимался:
-- И это чувство, -- продолжал витать в облаках Н. Н. Львов, хрипя, как больной пудель -- что мы не одни, что с нами подымаются казаки, так радостно волновало после того, как постепенно приходилось задумываться, нужны ли мы кому-либо!
Что тут можно сказать? Свинья, она и в Африке свинья. И даже в Добровольческой армии. Проклятье человека с заячьей кровью в том, что он шарахается от любой тени, воображает опасности, там, где их и в помине нет.
Но все же, неоспоримо, что известие о восстании донцов явилось психологическим фактором огромной важности. Не поднимись донцы, судьба неуклюжей Добровольческой армии, надо полагать, была бы иная. Сгинула она сразу бы! Весть о восстании на Дону, я бы сказал, воскресила добровольцев, зажгла в их сердцах яркую надежду в спасение и крепкую веру в светлое будущее. Тем более, что абсолютно все сражения пришлись на нашу долю!
И радостно потянулись в Задонье к гостеприимному Дону, исхудалые оборванные, раненые и больные добровольцы. Дон радушно принял "дорогих пришельцев". Освободил их от раненых и больных, разместив таковых по городам и станицам, снабдил их продовольствием, "братски" деля с ними свои скудные запасы вооружения, патроны и снаряды.
До половины июня красные в Задонье не проявляли особой активности и Добровольческая армия могла спокойно отдохнуть, пополниться, подремонтироваться, с тем, чтобы обновленной на досуге вновь вступить в бой "за восстановление Единой и Неделимой России". Великолепно! Нам бы так! Мы тут каждый день сражаемся, жилы рвем, а они себе санаторий в тылу за наш счет себе устроили! И на фронт калачом их не заманишь!
От нас же текущая обстановка повелительно требовала полного напряжения всех сил. Отдыхать совсем не приходилось. С юга и запада столицу Дона прочно обеспечивали немецкие и наши части, на востоке -- в низовьях Дона, казаки продолжали ликвидировать бродячие шайки красных, но на севере, в расстоянии всего двух переходов от Новочеркасска, еще держался грозный оплот большевиков -- город Александровск-Грушевский, служа источником неисчерпаемых резервов красных, осевших на ближайших подступах к городу с этой стороны.
Поэтому, решено было, в первую очередь, овладеть г. Александровск-Грушевским. С этой целью, под командой полковника А. Фицхелаурова, был образован сводный отряд в составе: 6 пеших и 2 конных полков при 7 орудиях и 16 пулеметах. Предварительно завладев подступами и заняв ночью исходное положение, полковник Фицхелауров, утром 26 апреля с боем, наконец, овладел г. Александровск-Грушевский и затем, энергично продолжая свое наступление, очистил от большевиков и весь угольный район, чем прочно обеспечил столицу Дона с севера. Пехота этих побитых красных скоморохов уже сверкала пятками.
Что касается работы штаба "Южной Группы" в эти дни, то она протекала в тяжелых и чрезвычайно ненормальных условиях. Цирк с конями продолжался! Номинально существовал высший штаб Походного Атамана, приехавший в Новочеркасск 26 апреля, но фактически он не работал. Начальник этого штаба генерал Сидорин все время отсутствовал на рабочем месте ( как обычно погрузился в нирвану в результате непрерывного поглощения дрянного самогона, называющегося "уховерт" по рублю царскими за четверть ведра, чтоб он от него ослеп) и его заменял генерал Денисов. Последнему приходилось много времени уделять, как Походному Атаману, так и Временному Донскому Правительству, занятому тогда подготовкой созыва Круга и вопросом будущего Донского Атамана. Тяжела ты доля политика! Задницы начальственные вылизывать!
Поэтому вся работа по военным операциям, а также и решение военно-административных вопросов, фактически, легла всецело на меня. Офицеров генерального штаба у меня в штабе не было ни одного. Между тем, было много больших, сложных и спешных вопросов. В общем – мороки хватало, особенно в силу того, что все приходилось контролировать и направлять лично. Нормальному течению работы больше всего мешала неопределенность положения частей "Северной Группы" и оппозиционное настроение ее главы, помойной крысы - генерала Семилетова. То еще веселье выходило.
В это время ответственным лицом за операции и за порядок в городе был я. Однако, распоряжаться частями "Северной Группы", я мог каждый раз, только с особого разрешения Походного Атамана. Мало того, последнему нередко долго приходилось "уговаривать" бездарного генерала Семилетова согласиться на использование мною той или иной части из "Северной Группы". А обстановка зачастую требовала принятия самых экстренных мер, что при создавшихся условиях выполнить было немыслимо.
