показывайте, — хитро улыбаясь, первым сел за стол Загит, — что у вас получилось.
Мы с Костяном примостились вокруг одного угла, чтобы ещё кто-то мог сесть за стол, народу у нас сегодня собралось много.
Нам троим поставили по полной тарелке и в утятнице половину плова как корова языком слизала.
— Умм… — с наслаждением понюхал я стряпню Ирины Леонидовны. Всё как надо. С чесночком. — Сами пробуйте скорее, — подсказал я женщинам, — а то за добавкой сейчас придём, вам ничего не останется.
Москва. Квартира Ивлевых.
Женщины положили себе по полтарелки плова, и утятница опустела.
— Вот что значит, большая семья, — удовлетворённо проговорила Ирина Леонидовна.
— Где вы так плов хорошо готовить научились? — поинтересовался я, разобравшись со своей порцией.
— Так мы всю войну с Ваней в Бухаре прожили, — грустно улыбнулась она. — А перед войной в Харькове жили. Как жареным запахло, так мы детей эшелонами вывозить стали. Я тогда в школе-интернате работала.
— Да? И как там было? — осторожно спросил я.
— Тяжело, — кивнула она, давая понять, что тема не запретная. — Голодно. Но узбеки нас очень радушно принимали. Представляешь, эшелон с сиротами приходит в эвакуацию, дети грязные, голодные, слабые. Тут же на вокзале каждому полстакана воды горячей выдавали и каши полтарелки.
— А что так мало? — удивился Костян.
— Врачи не разрешали сразу кормить помногу, — объяснила Ирина Леонидовна. — Времена голодные были, и враг на пятки наступал. Оттуда везли лишь бы вывезти. Еды почти не было… Прямо на вокзале врачи всех осматривали, совсем слабеньких и больных в госпиталь увозили, а кто на ногах стоял, тех в баню, переодеваться и по домам.
— В смысле, по домам? — не понял я.
— Узбеки всех сирот разбирали, — ответила она. — В Бухаре не было детских домов. Я на приемке эшелонов работала. Поезда по ночам приходили, к утру уже ни одного ребёнка на вокзале не было. Узбеки знали, что детей везут, в очередь выстраивались к приходу эшелона, всех разбирали.
— Ничего себе, — удивился я.
— Да, я слышала об этом, — подтвердила Виктория Францевна.
— А потом как родственники искали своих детей? — спросила Маша.
— Так мы же учёт вели, — ответила Ирина Леонидовна. — Некоторых деток родственники находили, но мало. Не сразу догадались детей подписывать. Маленькие же не знали своей фамилии, кто-то даже имя сказать не мог. А если сопровождавший сотрудник детдома заболевал по дороге или погибал, то всё! Кто там разберёт по списку, кто есть кто?
— И как вы их подписывали? — спросил я.
— Химическим карандашом, — грустно улыбнулась Ирина Леонидовна.
— Как это всё страшно! — прошептала Галия, прижимая к себе Андрюху.
— Да, — согласно покачала головой соседка, задумавшись.
— Да, всем в эту войну досталось, — вздохнул Загит. — Об одном судьбу прошу, чтобы наши дети и внуки того же не пережили… Забыть бы все эти кошмары поживее, да жить дальше счастливо…
— Помнить надо, — возразил я ему, — чтобы ценили подвиг наших народов, чтобы знали его цену, чтобы опасались повторения. И об этом надо всё время напоминать! Это же тоже подвиг жителей Бухары! Война, голод, а они за чужими детьми ночь в очереди стоят. Уму непостижимо… Я статью об этом напишу.
— Всё правильно, Паш, об этом надо написать, такие вещи нельзя забывать. Это я как педагог говорю, — поддержала меня Ирина Леонидовна.
Повисло молчание за столом. Каждый думал о своём.
— А что, Жень, ты запомнила, как плов готовить? — решил я сменить тему.
— Я записала, — смущённо улыбнулась она.
— Завтра попробуем приготовить, — взглянул на неё Костян. — Да? Мне очень понравилось.
Женька растерянно пожала плечами.
— Женечка, если что-то не запомнила, приди, спроси, — улыбнулась ей Ирина Леонидовна. — Я рядом живу, соседняя дверь.
— Спасибо, — улыбнулась Женька.
Тут малыши решили, что посидели в тишине и хватит. Женщины перебрались в спальню, а мы остались.
— Во сколько завтра приходить? — спросил Костян.
— Даже не знаю. Я хотел завтра в деревню съездить, бабушек проведать и пса своего.
— О, заодно кота поищи, а то Галия уже исстрадалась, — подсказал Загит.
— Чего она исстрадалась? — напрягся я.
— Так зима скоро! А бедный котик на улице… замерзнет, — подмигнул мне Загит.
— Только кота ей и не хватает для полного счастья, — с сарказмом произнёс я. — Может, я тогда, и Тузика из деревни заберу? А то всё спросить стесняюсь, не помешает ли он здесь.
Загит с Брагиным прыснули со смеху. Что смешного?
— Я, правда, думал, что собака может помешать, — попытался объяснить я, — лаять начнёт, детей разбудит, или ещё что.
— Ей не помешает, — успокоил меня Загит, — вечно всех бездомных кошек и собак жалела и подкармливала.
— Может, я, тогда, завтра с утра в деревню рвану? — с надеждой посмотрел я на тестя. — А во второй половине дня займёмся сборкой стенки.
— Тебе сколько надо, столько и езди, — ответил Загит. — Я могу и один с утра начать.
— Давайте я тоже с утра приду, — предложил Костян. На том мы и порешили.
Первыми засобирались домой Шадрины. Мы все вышли их провожать. Ирина Леонидовна с малышом на руках тоже вышла в коридор. Они нашли общий язык с Викторией Францевной и очень тепло прощались друг с другом.
Галия с Андрюхой на руках светилась от радости и приглашала их приезжать почаще. Сразу за ними ушли и Брагины.
Ирина Леонидовна вручила мне Руслана и пошла готовить ванночку для купания.
— Дорогая, хочу завтра в деревню съездить, — начал я готовить почву для возвращения Тузика, до сих пор не очень веря, что жена согласится вернуть в дом пса, когда в доме два грудничка. — Надо бабушек навестить.
— О! Поищешь Мурчика заодно, — обрадовалась жена. — А то холодно стало, как зимой. А он на улице.
— Я бы и Тузика уже забрал, — закинул я удочку.
— Конечно, — моментально ответила Галия. — Да, и я в деревню гостинцы соберу, не забудь захватить с собой завтра.
Она пошла раздевать Андрюшку, а мы с дедом
