– Была такая мысль.
– Тогда вам лучше отправиться прямиком в Киренаику. Из ее портов достаточно часто отходят корабли, и это уже другая страна. Как пересечь границу, чтобы не возникло сложностей, я думаю, сообразите. Мы убили посла. Как считаете, нас будут сильно искать?
– Втравил ты нас, парень.
– Я не скрывал, кто он.
– Согласен.
– Тогда давайте ужинать и отдыхать, завтра разделим добычу и разбежимся.
– И с чего ты взял, хозяин, что оно будет работать?
– Говорю тебе, будет.
– И что, у него достанет сил вращать даже жернова? Эдак ты и мельником заделаться сможешь? – Мужик, не удержавшись, даже хмыкнул.
– Богдан, не больно ли много себе позволяешь? – Виктор зло зыркнул на холопа.
– Хозяин, ты не серчай. Да только это не ножички в щит бросать и не распоясавшихся возниц буцкать руками и ногами, – тут же поспешил оправдаться кузнец, припомнив происшествие двухдневной давности.
Было дело. Только буянить начали не возницы, а охранники. Добролюб, видя, что тех уже слишком заносит на поворотах и они начали распускать руки, тиская девок, указал им, чтобы вели себя степенно. Вот ведь. Ладно за Веселину вступился, девица на выданье, к тому же отец и брат имеются, в холопах совсем недавно, а ну как бросятся вступаться за честь дочери и сестры, потом проблем не оберешься, но ведь и за Голубу в этот момент мысль держал. С чего бы это? Девка прошла уже такое, что ничем-то ее не удивишь, а вот поди ж ты. Одним словом, отходил он двоих, да и выбросил ночевать на сеновал. Оно, может, и не вышло бы у него ничегошеньки, да только непривычны здесь биться ногами, все больше на кулачках, да и так техники, считай, никакой. Другое дело – потомственные воины, но и это вскорости уйдет, когда начнут в армию набирать всех подряд, а огнестрел займет на поле боя доминирующее положение.
Ничего, поутру, протрезвев, еще и прощения просили. Вообще-то говоря, мужиков понять можно. Караван возвращался с Запада, где люди провели несколько месяцев, а там все местные отчего-то считают, что они вправе задирать славен, можно подумать, и без того мало татей на голову торгового люда. Если за какой-нибудь проступок на своего, к примеру, штраф налагают, то славенской свинье вполне способны и каторгу организовать.
Не только гульды ненавидели своих соседей. Просто у них это было настолько ярко выражено, что они сдерживаться ну никак не могли. Остальные относились ничуть не лучше, разве что напоказ не выставляли. Однако если для гульдов хороший славен – мертвый славен, то остальные смотрели на это как на глупость, потому как считали неправильным разбрасываться таким ресурсом, как рабочие руки. Так что, находясь за границей, люди все время настороже, опасаясь, кабы чего не вышло. А домой вернулись – и расслабились. Утром распили мировую. Виктор выставил чарки, все же люди сами пришли повиниться. Нет, не за баб: за то, что не уважили хозяина, когда он замечание сделал. На том и разошлись. Вернее, охранники с караваном убыли, сверкая свеженькими синяками, а он остался…
– При чем тут ножи и мордобой? – спросил Виктор кузнеца.
– Дак несмышленыш ты в нашем деле.
– Богдан, сколь раз тебе сказывать: я в кузнечном деле слаб, да и то научусь побыстрее иных, а в механике тебе за мной не угнаться. Сказываю, будет вертеться, причем с нужной скоростью, какой бы ветер ни подул, значит, так и будет.
– Ну поглядим.
– А поглядим. – Это уже с улыбкой.
Водился за Виктором грешок: начинал злиться, когда кто-нибудь сомневался в его способностях. Но оттаивал быстро. Вот и сейчас. Вроде и набежала туча хмурая, но быстро миновала, и снова солнышко играет улыбкой на устах. Богдан уж успел присмотреться к тому, кто судьбой ему был уготован в хозяева, а потому знал об этой особенности, чем беззастенчиво и пользовался. Не сказать что Волков этого не замечал, но относился к этому в принципе легко: подумаешь, важность какая, главное, чтобы не во вред, потому как если так, то ответка будет жесткой. В свете недавних событий, когда счет упокоенных им лично уже перевалил за десяток (причем в последний раз он делал это, не защищая свою жизнь, а именно нападая или карая, что, наверное, вернее), Богдану лучше было не перегибать палку. И вообще, любому следовало подумать, прежде чем становиться на его пути, это он чувствовал всем своим существом. Вот не спустит никому, и все тут.
Он сейчас сам себе казался зверем, почувствовавшим вкус чужой крови. Такое уже было в той прошлой жизни, когда он вернулся из армии, а считай, что и с войны. Там он приобрел какую-то легкость в обращении с людьми, подспудно деля их на две категории: своих и врагов. Тяжко было перестраиваться на мирный лад, ох тяжко, но он справился. Сегодня он переживал сходные ощущения, понимал, что нужно перенастраиваться, потому как все еще стоящий в носу медный запах крови, запах смерти, по-прежнему будоражил воображение. Опасно это.
Спор был насчет проекта, предложенного Виктором. Но все по порядку. Из заграничного путешествия он вернулся с большим прибытком, несмотря на то что, как и было уговорено, получил только пятую часть от добычи. Для него осталось темным лесом, каким образом глава наемников сумел определить ценность всего имущества, но было ясно одно: если и обманули его, то по незнанию, а так выходило, что вроде и чуть лишка отдали.
Так, ему достались все четыре упряжные лошади. У западников эти кони были подешевле, чего никак нельзя сказать о Брячиславии. Тут их стоимость стояла в одном ряду с боевыми конями, но в подробности при дележке никто вдаваться не стал. Достались ему и два седла, пара карабинов, шесть пистолей, несколько различных клинков. Немного золота и каменьев, за них он сумел выручить пятьдесят рублей. Деньгами двести рублей получил. Одним словом, после реализации добычи – а не продал он только абсолютно безликое оружие, избавился и от лошадей, и от упряжи, – у него оказалась просто неприличная, по местным меркам, сумма в пятьсот рублей.
Боярин воспринял весть о выполненной работе, спокойно глядя Виктору в глаза. Впрочем, тот просто сказал, что уговор выполнил, как и было условлено, и больше ни слова. Лишнее это. Световид дал понять, что все уяснил, и отпустил новоявленного владельца постоялого двора, велев немедленно возвращаться домой. Волков было разозлился – надо же, так нагло наплевать на свои обязательства! – но предпочел удалиться молча. По большому счету, если о его существовании просто забудут, он будет не в обиде. Но не забыли. По дороге его нагнал один из боевых холопов воеводы и вручил кошель. Понятно. Воевода конечно же не носил с собой такую сумму, вот и отправил за ней холопа, велев догнать и отдать причитающееся Добролюбу на дороге. А что да зачем, никого не касается, знают они вдвоем, и ладно. Все. В расчете. Ну да и бог с ним.
