Николай достал из нагрудного кармана медальон с маленькой фотокарточкой девичьей головки. Его Аликс. Он любил её больше жизни. Он миллион раз представлял, как поведёт её под венец. Ему было плохо без Аликс, он вел с ней бесконечные мысленные разговоры и придумывал, чтобы она ему отвечала. Он просиживал часами на берегу моря, и ждал её писем… Он ждал её 10 лет. Они познакомились, когда ему было 16, а ей всего 12. Все эти 10 лет чувство влюблённости, зародившееся почти в детстве, крепло и выкристаллизовывалось во всеобъемлющее, всепоглощающее чувство преданности, любви и обожания. Нет, конечно, у него были женщины, их ему регулярно подсовывал дядя Сергей, московский градоначальник, вот последней была Малечка Кшесинская, заводная штучка. Заводная в прямом смысле, её тридцати двум фуэте на пуантах рукоплескали залы, но после обручения с Аликс, с ней и остальными пассиями было решительно покончено. Малечке папa купил дом, и выплатил сто тысяч наличными, чтобы она успокоилась, и перестала в салонах называть невесту наследника-цесаревича "подлой Алиской".
Что было, то прошло.
И вот, нужно было принимать решение. Расстаться с Аликс. И не просто расстаться, а прервать их счастье самым радикальным, самым изуверским способом.
Всё это время, с момента его копирования, и получения послезнания, Николай мучительно искал выход из безвыходного положения. Он не мог жениться на Аликс, и не мог не жениться.
Не мог жениться, потому, что эта проклятая ведьма, королева Виктория Английская, бабка Аликс, наградила всех своих потомков гемофилией. Женщины этой болезнью не болеют, только являются носительницами болезни, и передают её своим потомкам по мужской линии. Поэтому-то в ТОЙ, первой истории, его сын Алексей болел этой болезнью, и дочерей российского императора никто замуж не брал, боясь, что они будут рожать больных детей.
И не мог на ней, не жениться. Во-первых, они были помолвлены, и расторгнуть помолвку не мог никто. Во-вторых, он её сильно любил…
Николай достал фотографию Аликс с детьми, 1915 года. Эта фотография была передана императору в Могилёвскую ставку, когда он принял на себя Верховное Командование русской армией. Аликс хотела его поддержать, и специально сфотографировалась с детьми, чтобы порадовать его вдали от дома.
Он провёл пальцами по фотографии, по детским лицам, так на него похожим. Ольге 20 лет, почти столько же, сколько Аликс сейчас. А самой Аликс почти столько же, сколько сейчас его мамa.
Николай почувствовал, что у него сейчас разорвётся сердце. Он встал, открыл окно и закурил. За окном шелестела листва сада, издалека слышался шум прибоя. Воздух был напоен ароматом роз и винограда.
Если бы Россию не начали рвать на куски, и извне, и изнутри, можно было бы решить вопрос спокойно, в рабочем порядке. Больной наследник, неспособный принять бразды правления Великой страной не являлся тупиком. Был Георгий, был Михаил. Но в бушующем море бессмысленно менять паруса. Вспомнилось, как бедный, больной мальчик, его сын Алексей, хотел строить корабли…
Внизу, под окном, затопали сапоги. Смена караула. Два часа ночи.
— Не прощу, — сказал в темноту за окном Николай. Перед глазами поплыли лица членов Временного правительства, потом Большевистского…
— Не прощу, — повторил, — никого не прощу. За Аликс, за Ольгу, за Таню, за Машу, за Настю, за Алёшу, за себя, за миллионы убитых, замученных, умерших и не родившихся… Не прощу!
* * *
Поиск осложнялся, во-первых, тем, что была ночь, во-вторых, города Европы в конце XIX века была совсем не освещены. Тем не менее, введённые координаты позволили сразу отыскать Дармштадт, дальше было проще. Главная улица города, Бергштрассе, вывела к замку Югендгейм. Порыскав по залам, коридорам и комнатам, он нашёл безмятежно спящую, и улыбающуюся во сне Аликс.
* * *
Утром Георгий заглянул в комнату к Николаю. Его не было, постель не разобрана. Георгий спустился вниз. От вчерашней хорошей погоды не осталось и следа. Серая хмарь висела над всей округой. Тяжёлые, холодные капли осеннего дождя скупо падали на землю при полном безветрии. На море стоял абсолютный штиль. Тихо-тихо и только кап, кап, кап.
Георгий подошёл к двери в цокольный этаж.
— Николай Александрович там? — спросил он. Часовые согласно кивнули.
Дверь была заперта изнутри. Георгий постучал кулаком. Звук получился очень неубедительный. Дверь была сделана на совесть, железо не дребезжало. С таким же успехом можно было постучать по бетонной плите.
— Стучи прикладом! — приказал Георгий часовому.
Грохот ударов разнёсся по подвалу. Уже лучше. Через минуту крякнул замок, и дверь приоткрылась.
Увидев Николая, Георгий отшатнулся. Почерневшее лицо, ввалившиеся глаза и скорбные складки у губ, изменили Наследника-Цесаревича до неузнаваемости.
Николай, молча, пропустил Георгия в комнату, и запер за ним дверь.
— Ники, что случилось… — начал Георгий и замер, разглядев седые виски брата.
— Пойдём, — неживым голосом ответил Николай.
Они прошли в дальний угол, и Георгий увидел разложенную на полу аппаратуру.
— Жоржи, здесь нужно поставить столы, стулья, провести телефон, — тихо сказал Николай, — займись этим. Пусть принесут, потом мы с тобой сами занесём.
Видя, в каком состоянии находится брат, Георгий не посмел приставать с расспросами и, кивнув, вышел из подвала.
Вскоре прискакал нарочный из Ялты с экстренной телеграммой из Дармштадта о смерти Алисы.
Все последующие события Георгий запомнил вспышками в сумасшедшем круговороте лиц, слов, слёз. Их с Николаем родители, император Александр III и императрица Мария Фёдоровна долгое время были против Аликс, как невестки, но пламенная любовь Ники и его преданность любви снискали уважение даже у сурового Самодержца Всероссийского. Было дано "добро", и Ники с Алисой весной обручились. Уже здесь, в Ливадии, Николай несколько раз просил у папa разрешения на приезд Аликс. И разрешение было дано. Мало того, чувствующий скорую кончину, император лично подписал приглашение, и Аликс должна была вот-вот приехать.
Теперь же её смерть вызвала естественную реакцию горя по почти родственнице. Николаю пришлось принимать многочисленные соболезнования. В Ливадию один за другим прибывали фельдъегеря с пакетами, потянулись коляски с визитёрами. Родственники, друзья и соседи по поместьям, чиновники из Ялты и Севастополя, все считали своим долгом выразить своё соболезнование Николаю и Царской семье. Бесконечные панихиды растянулись до самого вечера.
* * *
После обеда в Ялту из Севастополя пришёл пароход "Эриклик", который привёз знаменитого протоирея Иоанна Кронштадского.
