— Должен посвятить тебя в одно внутреннее дело. Есть основания полагать, что младший лейтенант Бабаёв сел на иглу.
— Этого… не может быть, — растерянно произнёс Кизяк. — Говорили, что он на больничном…
— Нет у него никакого, к едреней фене, больничного. Оброс щетиной, ходит в парике до плеч, покупает ширево на Маяке. В его отсутствие я произвёл беглый осмотр его квартиры. Ампулы, шприцы, окровавленные клочки ваты. Фонотека забита записями зарубежных рок-ансаблей.
— Бред какой-то.
— Но это не всё. Прослушав его телефонные разговоры за пару дней, я сделал однозначный вывод о гомосексуальной ориентации Григория Бабаёва.
— Что?!
— Что слышал.
— Не может быть… Такой здоровый парень, хохол… Спорт, шахматы, просто образец сотрудника. Я думал, он дослужится до генерала…
— Не дослужится. Он уже ни до чего не дослужится. Посвященными в этот позорный эпизод останутся только трое.
Кизяк сосчитал себя, Зубова и Ежова.
— Трое?…
— Нельзя бросать тень на всю организацию из-за одной паршивой, больной овцы.
Кизяк, наконец, всё понял, и по его спине пробежали мурашки.
— Я?… — прошептал он испуганно.
Бабаёв
Бабаёв вырос на Украине. Красивый парень, с прямым и честным взглядом. Девчонки влюблялись, а его холодная неприступность разжигала только больше. Никто не мог подумать, что под этой внешностью скрывается одинокая, мечущаяся и бесконечно страдающая душа гомосексуалиста. Океаны желаний перехлёстывались через край и находили выход в общественной деятельности.
Закончив школу, он пошёл служить в армию. Получил специальность радиста и лычки сержанта. Во время дежурств, надев наушники и коротая досуг, он отправлялся в плаванье по коротким волнам ночного эфира. Тогда, в 80-м, хеви-метл зацепил его скрытый, но всегда натянутый как струна темперамент.
Незадолго до дембеля старшину Бабаёва вызвал к себе начальник Особого отдела части. После непродолжительной беседы Григорий согласился продолжить службу в рядах комитета Государственной безопасности. Он закончил Высшую школу НКВД, а затем, по иронии судьбы, получил направление в отдел Наркомании, рок-музыки и гомосексуализма Главного управления НКВД г. Петрограда.
Заряд жизненной энергии молодого офицера был столь велик, а документы в личном деле столь безупречны, что состояние его теперь можно было уподобить плотно сжатой стальной пружине, готовой сорваться с упора и в одно мгновение взлететь на недосягаемую для других высоту служебной и партийной лестницы…
Бабаёв поселился в освобождённой от прежних жильцов квартире на ул. Ракова (б. Итальянской). Два раза в неделю к нему приходил осведомитель по линии мужского гомосексуализма. Это был высокий голубоглазый блондин из Дома моделей. Он уходил от Григория только ранним утром. Конфискованные кассеты с записями западных рок-ансамблей всегда поддерживали в его квартире атмосферу праздника.
Эти весенние дни, когда окончательно определилось его место в обществе, а работа приносила радость, остались самыми счастливыми в его жизни.
И только по линии наркомании его результаты с трудом дотягивали до средних показателей… Григорий лез вон из кожи, но не мог понять ни души, ни интересов, ни смысла жизни питерских наркоманов. А разве можно ловить преступников, не понимая хорошенько мотивов их нелогичного, противоестественного поведения? Отношения с наркоманами-осведомителями не складывались, на допросах они бессовестно врали, легко соглашаясь на вербовку, превращая дальнейшие контакты в глупейший фарс.
Привыкнув выполнять порученное дело с полной отдачей, Григорий скрупулёзно перелопатил доступную литературу и протоколы допросов, просмотрел километры видеоматериала, прослушал диалоги наркоманов, от которых ум заходил за разум.
Всё тщетно; в результате этой изнурительной работы он ещё меньше стал понимать загадочную, саморазрушительную логику наркомана. Облачко тревоги разрасталось в огромную чёрную тучу, застилавшую ему радость бытия и государственной службы. Всё чаще Григорий стал задумываться о допустимости негласного, но только в интересах дела, неформального эксперимента — добровольной одноразовой инъекции наркотика в свой организм…
Но поможет ли этот жертвенный шаг влезть в шкуру матёрого наркомана? Сможет ли Григорий понять струны его души и найти с ним общий язык? Сомнения и вопросы мучили Григория во время бессонных ночей, когда в наушниках гремела музыка с последнего альбома «Вайтснейк»…
Григорий решился на этот шаг в первых числах июня, в полнолуние, после очередного, особенно неприятного, сопровождавшегося истерикой подследственного наркомана, допроса.
Он вколол иглу в синий бугорок вены на внутренней стороне локтевого изгиба, отпустил жгут и осторожно, не спеша, ввёл наркотик в кровь. Отбросил шприц, приложил к месту укола ватку, смоченную одеколоном, согнул руку в локте, откинулся в кресле, прикрыл глаза и стал прислушиваться к ощущениям…
Через пару недель Бабаёва знала и держала за своего вся левоцентральная тусовка. У него даже появилась кличка — Хэвик. Для новых приятелей он был фигурой недостаточно выясненной, однако то, что он сидел на игле по полной программе, было совершенно очевидно. Теперь Григорий жил в мире, не имевшем ничего общего с тем, в котором он пребывал до недавнего времени. Абсолютно всё, казавшееся доселе главным и составляющим смысл жизни, как то: пища, земля, вода, воздух, жильё, одежда, служба, карьера… — абсолютно всё было только кругами на воде; настолько глупыми и бессмысленными, что на воспоминания о них было жалко тратить даже мгновение.
Хэвик покупал дозу, кололся, включал плейер и сидел с прикрытыми веками. Никто на свете не мог представить, где он и как глупы, и как беспомощны все остальные… Даже бывшие подследственные не узнавали его при встрече. Зубов узнал его по армейской татуировке — во время просмотра оперативной видеозаписи, сделанной в одном из притонов.
Жестоко и решительно
После разговора с Зубовым прошло несколько дней, но Кизяк ещё не выработал чёткого плана физического устранения Бабаёва. Идеальным вариантом была бы гибель сотрудника на задании. Но ни о каком задании, даже о любом официальном контакте с этим уже не управляемым существом, не могло быть и речи. Размениваться на несчастный случай Кизяк не собирался: слишком много значило для его будущего это конфиденциальное поручение.
Гораздо более привлекательным и технически выполнимым выглядело убийство Бабаёва мстительным наркоманом. Такого человека, психа, можно было бы прикончить во время ареста. Кизяк решил остановиться на этом варианте. Он приготовился действовать жестоко и решительно.
