— За нашу Советскую родину! — кричал боец. — Смерть фашистским оккупантам!
Замотанным в ремень кулаком он разбил лицо одному из нападавших.
— Назад! Дурак! — Крикнул Сергей и подстрелил очередного нациста, кинувшегося с заточкой на пограничника.
Боец размотал ремень и стеганул им еще одного нападавшего, выбив ему пряжкой глаз. Дальше он уже ничего сделать не смог. Выстрел из обреза двустволки разворотил ему спину. Тело отчаянного пограничника тут же исчезло в толпе надвигающейся массы фашистов и мечущихся в панике жителей приграничного района станции. Мимо просвистело несколько пуль. Сергей уже не мог стрелять, поскольку все смешалось. И мирные люди и избивавшие их агрессоры.
— Черт! Ну, где же мастная армия! — прорычал Маломальский. — Странник! Отходим!
Они кинулись в сторону трех эскалаторов, ведущих в верхний вестибюль. Краем глаза, Сергей заметил, что дальше впереди, на путях стоит еще одна дрезина. Заметно крупнее той, что на заставе. Возле нее столпилась группа из пяти красноармейцев. Они судорожно водили стволами своего оружия, кустарного производства, но так и не решались стрелять. Риск попасть в гражданских был велик. В их сторону, быстро как мог, ковылял одноногий старик с костылем.
— Укатите дрезину отсюда! — орал он красноармейцам. — Укатите к такой-то матери! Если хоть одна пуля попадет в бочку с напалмом, нам всем конец!
Бегущий рядом Странник схватил Сергея за руку.
— Напалм! Ты слышал?!
— Да слышал я, слышал! Я же говорил, что у красных он есть!
— А если…
— Ты дурак?! — Маломальский не дал ему договорить. — Если рванет, то сгорим и мы, и нацики, и мирные люди, и воздух до ближайших станций, на которых удушье начнется! А ведь не факт что мозз в этой толпе!
Бойцы стали откатывать дрезину назад. В них уже стреляли, и они прятались за лобовым стальным щитом.
— Куда же вы отступаете, трусы?! — раздавались крики из толпы избиваемых и гибнущих гражданских.
До эскалаторов оставалось несколько десятков метров, как вдруг оттуда донесся какой-то шум. И практически сразу по ступенькам хлынула лавина крепких мужчин. Почти все они были облачены в черные одежды, распахнутые на груди и демонстрирующие тельняшки. У многих на головах были черные, либо голубые береты. У некоторых морские бескозырки.
— Братцы! — кричал себе за плечо бегущий впереди этой массы высокий крепыш, сжимающий в руке деревянную биту, утыканную на конце гвоздями. — Биться будем врукопашную! Там много гражданских и стрелять нельзя! Отстоим наше отечество от говняной, коричневой нечисти!
По соседнему эскалатору бежал какой-то кривоногий низкорослый чиновник в очках и размахивал кипой бумаг.
— Товарищ нарком! У нас же договор! Это какая-то ошибка или провокация! Надо вести переговоры! — покрикивал он.
— Пошел на хрен, упырь кабинетный! Я с фашистами никогда переговоров не вел и вести не буду! Братва! Полундра! Пленных не брать!
И братва подхватила боевой кличь с такой яростью и решимостью рвать врага на мелкие лоскуты, что испуганно отпрянули даже красноармейцы на дрезине. Черная волна в тельняшках хлынула на гранитный пол и с жутким гулом от топота кованых сапог и армейских ботинок с высоким берцем, рванулась вперед в едином порыве.
— Кузнецов! Кузнецов!!! — крикнул Сергей, предводителю этого черного урагана ярости, узнав в нем главного идеолога местных сталкеров, которых здесь называли красными следопытами. Однако тот, полностью поглощенный атакой, не обращал внимания ни на что постороннее. Две толпы вклинились друг в друга, и началось жуткое побоище. В ход пошло все. Заточки, арматура, трубы, палицы, кулаки, ремни, ноги, зубы. Вся и без того наполненная шумом станция теперь словно раздувалась под давлением яростных криков, воплей неописуемого ужаса и боли, мольбы о помощи и пощаде, и ударов всех подручных средств по живой плоти. Брызжущая кровь, падающие тела, хлюпанье подошв в красноватых лужах. Все смешалось воедино.
— Страныч, стой здесь! — крикнул Сергей напарнику, отдавая ему автомат и извлекая со штанины свой разводной ключ. — Я нашим помогу, а ты не лезь!
Во всей этой суматохе, Маломальский не заметил, как к ним быстро приблизилась группа из восьми человек. И среди этой группы был тот самый пограничник, который убежал от них.
— Вот эти гады! — Воскликнул пограничник, указывая пальцем на Сергея и Странника.
Теперь сталкер обратил на них внимание. У всех кроме того бойца были красные повязки с черной надписью — «Внутренняя безопасность». Они резко подняли стволы оружия. У двоих автоматы Калашникова. У одного ППШ и у остальных что-то кустарное, изготовленное уже в постядерном метро.
— Вы арестованы! — рявкнул главный, в кожаной черной фуражке, натянутой на самые брови. — Сдать оружие и руки вверх! Следовать за нами!
— Да вы охренели что ли?! — Воскликнул Маломальский, — Там люди ваши насмерть стоят! А вы тут… Да за что?!
— Вы обвиняетесь в провоцировании вооруженного конфликта, попытке распространить в Союзе Социалистических станций запрещенную нацистскую литературу, в нападении на советских пограничников, оскорблении представителя закона в лице красного комиссара погранзаставы.
— А то, что ваш комиссар оказался шкурой и предателем?! А?!
— Молчать! Вы продолжаете оскорблять теперь уже память геройски погибшего комиссара!
— Что?!
— Я повторять не буду, сволота! Сдать оружие, руки в гору и за мной, скот!
Сергей едва сдерживался от непреодолимого желания двинуть этому вертухаю гаечным ключом промеж глаз.
— Мы сталкеры! И я требую встречи с наркомом Кузнецовым! Но поскольку он занят боем сейчас, спасая ваши лоснящиеся шкуры, то я требую встречи с командиром отряда красных следопытов имени Феликса Дзержинского, Никитой Коллонтаем! И с послом Ганзейского кольца!
В руке человека в фуражке блеснула хромированная сталь револьвера. Он наставил ствол оружия прямо в лицо Сергея и прошипел:
— Ты сейчас с Гитлером своим встретишься, паскуда.
— Скажи Сергей, а ради кого мы пытаемся остановить мозз? — Тихо и обреченно проговорил Странник.
— Не суди по анусу, обо всем организме, дружище, — проворчал Маломальский в ответ.
* * *
— Не сидеть! Не лежать! — рявкнул охранник через узкую решетку железной двери камеры. Изолятор для временно задержанных находился в одном из технических помещений станции.
Ноги жутко ныли, как и рана, оставленная на память стигматом. Однако Сергей поднялся с холодного каменного пола. Странник вообще стоял неподвижно, словно ему и не надо было никогда сидеть или лежать. А собственно, присесть или лечь тут, можно было только на пол. Больше ничего не было в этой камере. Четыре стены. Пол. Потолок. И они двое. Сергей устало подошел к двери, маленькая решетка в которой была единственным источником скудного мрачного света подземелья в этой темнице.
