Окончив шесть классов еврейского коммерческого училища в родной любимой Одессе, Лева Мехлис коммерцией заниматься таки не захотел. Хотя досконально изучил все премудрости торгового дела. В смысле, все уловки. Однако, поработав некоторое время конторщиком, понял – это не для него. И пошел в домашние учителя.
В годы первой русской революции он увлекся идеей 'пролетарского сионизма' и вступил в еврейскую рабочую партию 'Поалей Цион'. Но долго в ней не задержался. Видимо, потому что оказался слишком умен, для того чтобы стать расистом.
В одиннадцатом году его забрили в армию. К концу Германской войны бомбардир Мехлис дослужился до взводного фейерверкера – высшего унтер-офицерского чина в артиллерии. Мог бы и в настоящие офицеры выйти. Образование позволяло. Но золотые погоны так и не надел. Поскольку был к чинам абсолютно равнодушен. Как, впрочем, был абсолютно равнодушен и ко всем остальным атрибутам власти. Поскольку был к ней равнодушен. К власти, то есть. Просто делал свое дело. Честно. И все. А еще умел других заставить. Честно делать порученное им дело.
Поэтому, вступив в восемнадцатом году в партию большевиков, вскоре снова оказался в действующей армии. Был комиссаром полка, бригады, дивизии. Железной рукой укрощая партизанскую вольницу. И даже отпетые бандиты пасовали перед этим невысоким, хладнокровным человеком со стальным взглядом слегка прищуренных глаз. А потом шли за ним в бой. И честно сражались за рабочее дело. С Деникиным и Врангелем. Под Екатеринославом и Мелитополем, на Перекопе и под Каховкой.
Кстати, именно Мехлис командовал передовым отрядом, захватившим плацдарм под Каховкой, а потом отстоял его, несмотря, на бешеные атаки врангелевцев. А в одном из боев за Геническ, узнав о том, что под ударом белогвардейской конницы и бронеавтомобилей один из полков дрогнул и отступил, прискакал к месту боя, остановил бегущих красноармейцев и организовал контратаку. Белые не выдержали и отошли. Сам он при этом был ранен. И представлен к ордену Красного Знамени.
Товарищ Сталин еще тогда, будучи членом РВС Юго-Западного фронта, оценил силу характера и спокойную, неброскую храбрость Льва Мехлиса. Который не просто не кланялся пулям, а просто не обращал на них внимания. И продолжал делать свое дело. Считая свист пуль досадной помехой. Но не более того.
Однако кроме внешних врагов у молодой Республики Советов было полно врагов внутренних. И не только контрреволюционеров и саботажников.
Не менее опасным врагом была быстро формирующаяся советская бюрократия. Которая, собственно, являлась родимым пятном царизма. Которое пролетарской власти вывести так и не удалось. А также казнокрады. Еще одно родимое, доставшееся в наследство от свергнутого строя, пятно.
Поэтому пришлось старому солдату (треть жизни в армии отслужил!) вложить шашку в ножны, а маузер в кобуру. И с подачи товарища Сталина (и по его поручению), засучив рукава, взяться за авгиевы конюшни разбухшей от набившихся в нее тыловых крыс канцелярии Совнаркома. В качестве ее начальника. И метлы. А через год, когда должный порядок в канцелярии СНК РСФСР был наведен, организовать такую же безжалостную процедуру в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции. После чего, став признанным специалистом по совершенствованию организационных структур управления, то бишь, по 'налаживанию работы аппарата', заняться тем же самым в секретариате ЦК РКП(б). Также успешно.
В двадцать втором году Генеральный секретарь ЦК товарищ Сталин назначил его своим помощником, а в двадцать четвертом – заведующим Бюро секретариата и первым помощником Генерального секретаря ЦК.
Потому что для борьбы с троцкизмом и уклонизмом требовались проверенные, испытанные бойцы. Такие как Лев Мехлис.
Но одной решимости победить для победы на идеологическом фронте было недостаточно. Требовалась серьезная теоретическая подготовка. В двадцать седьмом Мехлис окончил курсы при Коммунистической академии, а в тридцатом – Институт красной профессуры. Без отрыва от производства. В смысле, борьбы. После чего был назначен на самый ответственный участок партийной работы – стал заведующим отделом печати ЦК, а также главным редактором главной партийной газеты 'Правда'.
В стране к этому времени насчитывалось четыре с половиной тысячи газет, в том числе, четыреста областных, три тысячи триста районных и восемьсот многотиражек. И десятки тысяч журналистов. Среди которых было немало скрытых врагов – бывших меньшевиков, эсеров, троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев. Вредивших Родине, как только могли. А могли они очень многое.
Чего стоит, например, такая передовица в одной из газет. 'Всенародное обсуждение Конституции'. Вполне безобидно. В отличие от подзаголовка. 'Сталинская Конституция – гроб'. Большими буквами. А дальше с новой строки, маленькими – 'капитализма всего мира'. Что это? Ошибка редактора? Или идеологическая диверсия? Одним словом, пришлось крепко поработать. Чтобы очистить ряды. Но если Лев Мехлис брался за дело, то доводил его до конца.
За что был награжден двумя орденами Ленина (которые никогда не носил, также как и полученный ранее орден Красного Знамени, потому что к орденам был абсолютно равнодушен). Стал членом ЦК, а затем членом Оргбюро ЦК. А в декабре тридцать седьмого года был назначен начальником Главного политического управления РККА и заместителем народного комиссара обороны СССР. Вместо армейского комиссара первого ранга Смирнова, который сменил на этом посту разоблаченного врага народа Гамарника. И сам оказался врагом.
В виновности Тухачевского и его подельников Мехлис был совершенно уверен. Во-первых, потому что как член ЦК был ознакомлен со всеми материалами следствия. В том числе, совершенно секретными. А во-вторых, потому что отлично знал, что из себя представляет 'Наполеончик'. И презирал Тухачевского за его барские замашки, самодовольную глупость, волюнтаризм и полную бездарность в военном деле.
А когда выяснилось, что тот был завербован кайзеровской разведкой еще во время отсидки в лагере военнопленных в Ингольштадте, все сомнения отпали окончательно. В восемнадцатом году, после 'побега', организованного той же кайзеровской разведкой, бывший поручик Тухачевский был подведен для работы в Военном отделе ВЦИК германским шпионом, бывшим подполковником охранки Кулябко. Но долгое время оставался 'спящим' агентом. Пока не побывал в двадцать пятом году в Веймарской Германии в служебной командировке. В ходе которой восстановил утерянные за эти годы связи с германской разведкой. Правда, уже не кайзеровской, а рейхсверовской. А потом, став начальником Генштаба РККА, содействовал поездкам в Германию и вербовке Уборевича, Якира, Корка и других.
