руку профессору, благодаря за такой широкий жест, чем привёл его в совершеннейшее смущение.
* * *
— Ваня! — увидев меня, с улыбкой до ушей в дверях общежития, всплеснул руками Сергей Ильич, бросивший обниматься, — выписали!
— Ну поскольку вы обо мне забыли, перестав даже навещать, то вот решил напомнить о своём существовании.
— Ой Ванюша, не придуривайся, у тебя там было на кого смотреть, — он в воздухе обрисовал женскую грудь, затем попу, — куда мне до неё.
Я рассмеялся от его шутки.
— Врачи дали добро Сергей Ильич, завтра начнём лёгкие тренировки.
— Отлично! — обрадовался он, — я тут знакомого нашёл у ВДВ-шников, он дал списанный парашют, и я отдал его на перешивку по твоим рисункам, неделю как лежит готовый у тебя в комнате.
— О!! Вы лучший Сергей Ильич! — обрадовался я.
— Всё остальное из твоего списка понемногу тоже добываем, так что готовься, хорошо бы нам успеть к чемпионату СССР в июле следующего года. Если выиграешь, дальше будут принимать решение о твоём участии в Кубке Европы осенью.
— Нужно постараться Сергей Ильич, — покивал я головой.
— Дай-то бог Ваня, — не особо веря, покачал он головой.
* * *
Первая пробежка, с прислушиванием к ноге, я делал, готовый в любой момент остановиться. Первые уже более смелые попытки утром пробежать сначала три километра, затем пять и вот, на первый выпавший снег, я первый раз пробежал стандартную двадцатку.
Довольный как помывшийся слон, я вернулся в общежитие и раздевшись, полез в душ. Новый комплект сухой тренировочной одежды ждал меня в шкафу, поэтому высохнув и переодевшись, я натянул синюю тонкую шерстяную шапочку на голову и отправился делать ОФП, увидев на тренировке Щитова, стоящего рядом с Сергеем Ильичом.
— Николай Петрович, — удивился я, — что-то случилось?
— И да, и нет Иван, — поздоровался он со мной, — нужно решить кое-какие организационные вопросы по тебе, и заодно посмотреть твою тренировку, мне все уши прожужжали про неё.
— А вы про парашют, — улыбнулся я, поскольку именно она почему-то вызывала дичайший интерес у параллельно мне занимающихся спортсменов, а также привлекала толы зрителей, которых приходилось разгонять недовольным офицерам воинской части.
— Да, — кивнул он.
— Тогда придётся подождать, мне сначала нужно растянуться и размяться.
— Хорошо, — согласился он, — обойду пока ещё парочку человек, которым мне есть что сказать.
Когда я был готов к забегам, став нацеплять на себя лямки парашюта, сам купол которого держал позади Сергей Ильич, чтобы он не цеплял мусор с земли, к нам вернулся недовольный Щитов.
Под его внимательным взглядом мы стали выполнять мои стандартные забеги, ещё не в полную силу, чтобы беречь ногу, но выглядело это конечно со стороны крайне странно, когда человек пытается соревноваться с ветром и небольшим, но куполом позади себя.
— Пробовал его на других? — когда мы сняли с меня снаряжение, Щитов обратился к Кузнецову.
Тот кивнул.
— Коля за месяц на 0.1 улучшение дал, Алексей на 0.15.
Полковник посмотрел на меня.
— Пройдём Иван, поговорим.
— Николай Петрович, я ещё не закончил, — недовольно поморщился я.
— Ничего, это важные вещи, так что считай, что приказ, — он показал мне головой в сторону общежития. Куда мы пришли, и он осмотрелся, прежде чем сесть за стол.
— В общем оттуда, был недавно звонок, — он показал глазами наверх, — дали рекомендации, помогать тебе.
— Причин конечно не сказали?
Тут он хмыкнул.
— Даже не приказ, просто рекомендации.
— И что решило ваше руководство?
— Анатолий Дмитриевич, которого как ты помнишь сам, ты не впечатлил при первой встрече, приказал провести аудит, чтобы посчитать суммы, потраченные на тебя, и какого же было его и в общем-то всеобщее наше удивление, когда оказалось, что на тебя конкретно мы тратим всего одну десятую часть от всей суммы, остальное, как оплата квартиры, транспортные расходы, твои призовые и заработная плата, уходят твоей матери.
— А мне ещё и деньги платят? — притворно удивился я, — а я думал просто за еду тружусь тут.
— Ваня, я сейчас о серьёзных вещах с тобой говорю, — недовольно он посмотрел на меня.
— Так и я вам о том же Николай Петрович, я вам с самого нашего знакомства сказал, что с этой женщиной и мужчиной не хочу не иметь ничего общего! Она мне не мать!
— Нотации тебе читать по этому поводу не буду, — покачал он головой, — наверно имеешь право злиться, но родители, есть родители.
— Николай Петрович, я так решил, может пройдёт время, я стану таким же мудрым, как и вы, и передумаю, но пока — я не хочу знать эту женщину.
Он улыбнулся.
— Ну хорошо, тем более, то что мы хотим тебе предложить, как раз в эту тему. Анатолий Дмитриевич сказал предложить тебе ранее совершеннолетие и признание тебя частично дееспособным.
— Что это значит Николай Петрович?
— Мы заключим рабочий контракт с тобой, ты будешь иметь многие права взрослого, кроме избирательных прав и вступления в брак.
— Я согласен! — тут же ответил я, — ни первое, ни второе меня пока не интересует.
— Уверен? Всё же это должен быть осознанный выбор, к тебе перестанут относиться, как к подростку. Если набедокуришь, под суд отдадут, как взрослого.
— Я согласен Николай Петрович, тем более, что мне нужны деньги.
— Ага! — усмехнулся он, — всё же нужны? А говорил за еду работаешь!
— Для дела нужны Николай Петрович. Мне нужен массажист, деньги на такси и преподавателей. Я устал ночами добираться от профессора, когда ни метро, ни автобусы не ходят.
— А, точно, ты же продолжаешь эти свои странные занятия, — вспомнил он, — хотя с другой стороны не пьёшь и ладно. Зачем тебе массажист, у нас же есть штатный.
— Он постоянно занят, а мне нужен человек, пусть и не на полную ставку, который будет приходить ко мне ко времени, вы же знаете у меня постоянное время тренировок.
— Хорошо, тогда я подготовлю документы, и поищу кто может поработать на полставки. И да, вступай уже в комсомол, что ты всё в пионерах ходишь.
— Да я готов, только времени нет, — я развёл руками, — даже не знаю где тут в части комсомольская ячейка.
— Ладно это я тоже устрою, — кивнул он, — ну тогда в пятницу подскочу, уже с документами.
— Буду ждать вас Николай Петрович.
— Ну тогда всё, иди продолжай тренироваться, мы рассчитываем на тебя на чемпионате, — он поднялся, — и если будут ещё какие придумки, как с этим твоим парашютом, не стесняйся, говори Ильичу.
— Стеснение и я, понятия несовместимые Николай Петрович, — улыбнулся я, — всё, что на пользу делу, тут же идёт в ход.
— Вот и отлично, — он попрощался со мной, и мы пошли
