под ногами – это снова ожили, притихшие было, музыкальные инструменты вокально-инструментального ансамбля. Звук получался не «кристально» чистым, но громким. Я опустил руки, склонил голову – позволил чёлке прикрыть стёкла очков. Замер. Прислушивался. Ухмылялся. Гитары Рокота и Чаги сыграли короткий проигрыш. Зал притих. Веник выдал лихую дробь.
Я посмотрел в зал – на девчонок.
Ощутил, как на моём лице сфокусировались десятки взглядов.
Поднёс микрофон к губам.
И запел:
– Под луною и при луне я с тобою танцую…
– …Этим танцем сегодня с тобой мы вечер открываем…
Визг поприветствовавших начало нашего выступления школьниц потонул в ритмичной музыке и вскоре стих. Я быстро приноровился к микрофону и не допустил ошибок даже на «старте». Не напрягался: помнил о том, что сегодня не спринт, а марафон (впереди два с половиной часа пения). Мой усиленный динамиками голос раскатывался по залу (мурашки пробегали по моей спине и рукам). ВИА Рокотова поддерживал меня бодрой мелодией. Парни работали дружно, профессионально. Я не смотрел на музыкантов. Скользил взглядом по лицам собравшихся рядом со сценой девчонок. Окутанные полумраком фигуры школьников пришли в движение: замелькали руки, затряслись модные причёски.
Я жмурил глаза от яркого света направленных на сцену прожекторов. Голосом создавал движения звука, расставлял акценты, менял динамические оттенки, передавал слушателям своё настроение – будто на занятиях в хоре. Настроение у меня было великолепное: подстать заложенному в словах песни. Эмоции собравшихся в зале школьников наполняли меня энергией, заставляли не просто петь – я приплясывал, вилял бёдрами (будто вообразил себя Эливисом). С высоты своего сценического помоста смотрел на счастливые лица девчонок. Наслаждался восторгом, который видел в девичьих глазах. Дарил улыбку тем, с кем даже на миг встречался взглядами. И пел для них всех… и для каждой – персонально.
До этого момента моим самым «масштабным» выступлением была та самая репетиция концерта ко Дню учителя – до неё я пел лишь на дружеских вечеринках и на семейных посиделках. Каждым движением ног я вновь и вновь напоминал себе, что больше не сижу в инвалидном кресле. Пел спокойно и без надрыва. Чувствовал большой запас прочности своих нынешних голосовых связок. Но и не перенапрягал их понапрасну. Не пытался шокировать слушателей своими умениями. Да и не видел в том нужды. Потому что мой голос и музыка ВИА и без того творили чудеса. Уже к началу второго куплета собравшиеся в зале школьники вспомнили, зачем явились в танцевальный зал. Они танцевали, смеялись, обменивались задорными взглядами.
Даже прятавшиеся под защитой стен парни приплясывали на месте. Они уже не оглядывались на конкурентов. Намечали себе в толпе девиц «цели» на ближайшие «медляки», первый из которых Рокотов в своём списке поставил на четвёртую позицию. Сергей обосновал своё решение тем, что к тому времени девицы уже слегка «разомнутся» и «покажут себя» потенциальным кавалерам. А парни освоятся в танцевальном зале и слегка заскучают. «Первый медляк обычно самый невостребованный, – говорил Рокот. – Его гарантированно будут танцевать только те парни, кто пришёл с подругами. Но таких обычно немного. Чем раньше его сыграем, тем лучше. Лишь бы только не слишком рано, чтобы хоть кто-то из пацанов к тому времени решился на подвиги».
ВИА заиграли финальную репризу.
– …Ну что тебя так тянет танцевать?.. – пропел я.
Свет прожекторов лишь слегка задевал девичьи причёски, рисовал подобия «лунных дорожек». Движения голов и рук собравшихся около сцены группы девчонок напомнили мне морские волны. Музыка и мой голос действовали на них, как ветер на водную поверхность. Я наблюдал за тем, как головы танцоров ритмично раскачивались (будто смотрел с высокого берега на воду). Любое изменение темпа и ритма в моём голосе и в звучании музыкальных инструментов ансамбля тут же сказывалось на их движении. Я прилежно вытягивал ноты – соревновался со звучанием гитары Рокотова. Не «следовал» за музыкой, а словно «вёл» её за собой. Прислушивался к похожим на шум прибоя звукам женских голосов – радостным, довольным. Именно по ним я определял качество своего вокала.
Я замолчал, опустил микрофон. Выждал, пока музыканты отыграют короткий финал. Подумал: «И даже не вспотел». Поправил очки и приподнятый воротник рубашки. Выслушал шквал поощрительных криков – не такой мощный, какие обрушивались на Элвиса Пресли, но всё же громкий и вдохновляющий. Бросил смотревшим на меня снизу вверх девчонкам воздушный поцелуй. Вслух поблагодарил школьников «за поддержку». Вернул микрофон на стойку – посмотрел на лидера ансамбля. Рокот убрал руку от струн – показал мне и музыкантам поднятый вверх большой палец. Его губы зашевелились, но я не расслышал шёпот. На сцену взбежала Белла Корж – что-то шепнула Сергею на ухо (школьницы встретили её появление недовольным гулом).
Сергей выслушал подружку, кивнул. Посмотрел на музыкантов – те молча дожидались его распоряжений. Чага поправил очки и почесал подбородок, Бурый вытер о штаны ладони, Веник помахал барабанными палочками. Я переминался с ноги на ногу, успокаивал дыхание. Рокотов дождался, пока Изабелла спустится со сцены. Пробежался глазами по залу. Школьники нетерпеливо шумели в ожидании следующей песни. Слышался даже свист. Рокот взглядом проверил готовность ансамбля к «продолжению». Снова качнул головой (уложенные в модную причёску волосы на его голове блеснули в свете прожекторов). Чуть сдвинул ремешок гитары. Показал мне и ВИА два пальца (сообщил, что переходим к исполнению второй «списочной» композиции).
Стоявшие около сцены девицы встретили его отмашку радостными возгласами.
Я жестом сообщил Сергею: «Понял, принял».
Спрятал руки за спину и шагнул к микрофону.
* * *
Рокотов не ошибся: первую «медленную» мелодию школьники встретили «прохладно». Даже я, покачиваясь около стойки с микрофоном, почувствовал возникшее на танцплощадке «напряжение». Топтавшиеся у стен парни не ринулись в атаку: в подавляющем большинстве они проявили нерешительность (пусть и не все). При звуках неторопливой музыки в центре зала появились проплешины. Многие девчонки почти минуту (после спетых мною первых слов песни) простояли без движения, будто заворожённые звучанием моего голоса. Мало кто из них дождался приглашения на танец. Некоторые скрыли разочарованные вздохи и изобразили усталость – сбились в «не танцующие» группы. Несколько школьниц предпочли танцевать в паре с подружками. Попавшие в объятия своих «официальных» ухажёров девицы горделиво вскинули подбородки и будто не замечали наблюдавших за их танцем «неудачниц».
Я вытягивал ноты, уже привычно выдерживал «оптимальное» расстояние между губами и микрофоном. Покачивался «на волнах» мелодии. Из-под полуопущенных век смотрел на собравшихся рядом со сценой девиц. Отметил, что их ряды поредели: не все красавицы оказались «бесхозными». А те, кто остались
