Феликс Разумовский - Время Смилодона

— Так, — сказал Буров сам себе и добро посмотрел на Лауру. — Привал, моя радость, отдыхай. И смотри не балуй, мне сверху видно все. — Отдал ей арбалет, улыбнулся и, выбрав кедр посимпатичнее, полез к белкам. — Следить буду строго, ты так и знай… Не кочегары мы, не плотники… А если парень раскис и вниз… Ты его…

Сверху действительно все было видно как на ладони. Да еще через оптику цейсовского, от Бориса Арнольдовича, бинокля. Перед Буровым открылась впечатляющая картина, этакий могуче-первозданно-буколический видок: уютная долина, излучина реки — той самой, ленивой, тихо принявшей в свое лоно Бакса, Бориса Арнольдовича и Льва Семеныча, могучие деревья, величественные скалы. На дальнем берегу стоял дремучий лес, торжествовала девственная природа, а на этом, ближнем, было расположено звероводческое хозяйство. На первый взгляд так, ничего особенного — правильные ряды сараюшек-шедов, склад, кормобаза, убойный пункт, горы ободранных, облепленных мухами, естественно разлагающихся смердящих тушек.[29] Но это только на первый взгляд. И на весьма, весьма поверхностный. Ферма сия была обнесена высокой, из колючей проволоки оградой, оборудована КПП и напоминала зону не только для братьев наших меньших. Периметр, судя по изоляторам, находился под высоким напряжением, с размахом, по всей науке, был снабжен прожекторами и — даже к гадалке не ходи! — системами охранной сигнализации. Все это говорило о мощном дизель-генераторе, большом запасе топлива и квалифицированном персонале. Дальше больше. У причала на реке стоял шикарный «Силайн»[30] стоимостью, верно, много больше самого хозяйства, рядом с ним застыл на поплавках красавец гидроплан, а у кормобазы, за зарослями шиповника, Буров обнаружил вертолетную площадку. Не хоккейную, не волейбольную, не для игры в мяч — на бетонном, оранжево размеченном поле стояла тройка винтокрылых машин: трудяга-многостаночник МИ-восьмой, изжелта-поносный американец «Экзек»[31] и, — о мама мия! — ударный всепогодный двухместный мокрушник, окрещенный врагами социализма «Аллигатором».[32] Изящный, приземистый, в оливковых разводах, он и впрямь напоминал готовящегося к прыжку хищника. Интересно, что ж это за сволочь прилетела на нем? Сразу видно, здорово пекущаяся о личной безопасности. А вообще-то, по большому счету, особых вопросов у Бурова не было, и особенно в плане зверофермы. Не маленький, чай, видели кой-чего. Рупь за сто — все эти клетки, шкуры, горы падали — так, маскировка, для отвода глаз. Чем больше вони, тем лучше. А под ними, в глубинах недр, располагается небось целый подземный комплекс. И чем там занимаются, это тоже не вопрос. Как пить дать, по научной части: то ли фетальной терапией,[33] то ли клонированием, то ли манипуляциями с внутренними органами. Страна у нас большая, народу пока хватает, жизнь человека не стоит ничего по сравнению с его печенью или, скажем, сердцем. Даром, что ли, вошкается ебарь-некрофил, разъезжающий на колымаге с прицепом-морозильником? Бдящий по-стахановски, с душой, дабы не пропало скоропортящееся добро. Да и хозяевам его, падким до развлечений, тоже не откажешь в рачительности и сметке — запросто дорогостоящими ресурсами не швыряются, ловко совмещают приятное с полезным. И, видит Бог, это совсем не плохо, что двое из них уже общаются с раками. Ай да Лаура, ай да сучья дочь! Эх, может, надо было бы и некрофила заодно?..

Рекогносцировка не затянулась. Не долго просидел Буров, словно филин на суку, глядя в окуляры бинокля и мысленно совещаясь с самим собой, — план действий быстренько созрел в его мозгу. Да, собственно, чего там, не бином Ньютона… Коню понятно, что исчезновение амбала с толстяком кому-то очень не понравится. Их будут искать, усиленно, по всей программе, с собаками и энтузиазмом, заварится крутая каша, поднимется нехилый хипеж, ярко разгорится мачтовый сыр-бор. А происходить вся эта суета будет на лоне природы, в окрестных лесах, болотах и долинах, которые, естественно, превратятся в зону повышенной опасности. И все тому же коню понятно, что никому и в голову не придет искать пропавших у себя под носом, в родных пенатах, на просторах зверофермы. То есть она автоматически превратится в остров безопасности, отдохновения и уюта в море треволнений, шума и суеты. Залечь там в каком-нибудь укромном уголке, с приятностью дождаться ночи, ну а когда настанет темнота, прошествовать на пристань и тихо, по-английски, отплыть. Отчалить со всей возможной скромностью — нет, не на красавце гидроплане и не на шикарнейшем «Силайне» — на неказистой, обшарпанной «Казанке», какие в количестве трех штук по-сиротски пришвартованы на отшибе. Ну а дальше вообще песня — плывет, качаясь, лодочка, трам-пам-пам-пам-пам-пам. Патроны есть, спички тоже, красавица Лаура под боком. Чистый воздух, экологическая жратва, благоприятный психологический климат. И затаенная надежда вернуться сюда с чем-нибудь повесомее «Глока»,[34] показать всей этой сволочи свой очень не простой, судя по отзывам тех, кто выжил, характер. Так что дело остается за малым — попасть в эту укрепленную, словно крепость, звериную обитель, затаиться, к примеру, под навесом среди сохнущих шкур и терпеливо, по-философски, дождаться темноты. Не обращая внимания на вонь, тучи изумрудных мух и близкое соседство двуногих, омерзительно смердящих падальщиков. Ни на что не реагировать, держать себя в руках, то есть руки не распускать. Сказано же, без эксцессов, по-философски… А как попасть за решетчатую ограду — так это тоже не вопрос, не высшая, чай, математика. Как говорится, на любую жопу всегда найдется болт с винтом. Словом, посидел-посидел Буров на суку, вволю надышался живительным озоном да и подался вниз — этаким камуфляжным, мелкогабаритным Топтыгиным. В душе он почему-то переживал, что не увидел ни одной белки. Лауры, впрочем, он тоже не увидел — на траве аккуратненько лежали арбалет и ружье, рядом стояли огромные, от Бориса Арнольдовича, говнодавы. Да, хозяин их был настоящий великан, и как это только речка из берегов не вышла…

«Это еще что за самодеятельность?» Буров засопел, мрачно осмотрелся и тяжело вздохнул — с соседнего дерева спускалась Лаура. Глядя на нее, сразу же вспоминался папа Карло, пудель Артемон и Карабас-Барабас, плотно приклеившийся мохнорылостью к смолистому стволу. Правда, в сказке была не елка, а сосна, однако хрен, как говорится, редьки не слаще, и Лаура являла тому наглядный пример. Общаться с ней на ощупь не хотелось, добротная, от Бориса Арнольдовича, униформа была ушатана вчистую.

— Так, так, так… — задумчиво сказал Буров, пощелкал языком, покачал головой. — Никак тоже с рекогносцировки, коллега? Ну, и какие мысли? Лично у меня одна — надо бы тебя скипидаром.[35]