Аннабель пыталась согреться, закутавшись в пестрый индейский плед и обхватив ладонями чашку горячего чая.
– Мне нужно несколько дней, чтобы подзарядить батарейки и обдумать следующий репортаж, – сказал Брэди. – Может, возьмешь выходные? Снимем шале в Катскильских горах[4]. Нам бы это не помешало.
– К сожалению, не получится. У меня скоро отпуск, и Вудбайн разозлится, если я сейчас стану отпрашиваться.
Брэди кивнул:
– Как продвигается дело о налете на супермаркет?
– Никак. Видео никуда не годится, свидетелей нет. Отпечатки отправили в лабораторию. Ждем результатов, но вряд ли там будет что-то стоящее. Мы в тупике.
Аннабель поднесла чашку к губам, несколько косичек скользнули вниз, закрыв ее лицо. Она убрала их за ухо.
Аннабель была очень красива. Брэди нравились ее искренность и решимость. Но почему же иногда, глядя на нее, он чувствовал какое-то отчуждение? Может быть, потому что знал ее как свои пять пальцев и всегда мог угадать, что она сделает или скажет? Он вспомнил Пьера и как будто снова услышал, как тот объясняет свой взгляд на человечество.
Моя жена – уже давно не terra incognita. Карта покоренных земель составлена, и я стремлюсь на поиски новых территорий.
Ему не нравились эта мысль и образ мужчины – циничного и жадного завоевателя.
– С тобой все в порядке? – спросила Аннабель. – Ты как-то странно выглядишь.
– Я думал о… Пьере. – Брэди сказал только часть правды. – Я заходил к нему утром. Выглядит он неважно.
– Что говорят врачи?
– Ты же знаешь Пьера, он об этом не распространяется. Но по нему все видно. По-моему, он даже похудел…
– Это ужасно. Надеюсь, я умру не так. Не после долгой болезни. Это даже страшнее смерти.
Брэди обнял ее за плечи, прижал к себе. Ночью ему приснился кошмар. Он занимался любовью с женщиной без лица, и, когда оргазм уже приближался, он увидел, как мириады крошечных существ устремились из его живота в член. Он слышал их дьявольский хохот. Женщина сопротивлялась. От этого удовольствие становилось еще сильнее. Секс – единственное, что имеет смысл.
Влажный, полный наслаждения. Это ключ к выживанию.
Ключ к гармонии.
Кончать. Снова и снова. Заниматься любовью или насиловать, но кончать. Каждый раз одинаково бурно.
Эта одержимость будет двигать мужчиной всегда. Он это знал. А еще он знал, что это наслаждение и есть причина всех пороков, извращений и проблем семейной жизни.
Стремление раствориться в другом.
Передать ему эту жизнь. И эту одержимость.
В человеке заключено зло. Это семя, которое он хочет сеять повсюду, снова и снова.
Брэди проснулся в поту. Его член был напряжен так, что было больно.
В голове еще витали обрывки сна.
Он с наслаждением кончил в эту женщину.
Это была Руби. И во сне все происходило, как в том ролике.
Брэди упал обратно на мокрые простыни.
То, что Брэди почувствовал, узнал ночью, внушило ему непоколебимую уверенность. Он встретится с Руби. Он должен спросить ее. Должен понять. Лежа в постели и глядя в темноту, Брэди понял, что испытал не только отвращение, но и возбуждение. И теперь он должен узнать правду. Иначе ему не будет покоя.
Если это постановка, вымысел, значит, все остальное – просто его фантазии.
Он дождался девяти часов и взял телефон. Руби, наверное, ложится поздно. Возможно, он разбудит ее, но ждать больше он не мог.
В трубке раздался хрипловатый голос, тихий и грустный.
– Здравствуйте! Меня зовут Брэди, я друг Пьера.
– Пьера?.. Ах да, того толстяка…
– Возможно, он говорил вам обо мне, – продолжал Брэди, – я журналист.
– Да, я помню. Он сказал, вы не такой, как все.
– Правда? Что ж, тем лучше… Я… Я хотел бы с вами увидеться.
Он крепче сжал телефонную трубку.
– Чтобы поговорить о порнофильмах?
– В том числе.
– Где вы живете?
– В Бруклине, Хайтс. Я могу приехать, куда вы скажете.
– Хорошо. Приезжайте на Фурман-стрит, это на углу Монтегю-стрит. Скажем… сегодня в одиннадцать утра. Сможете?
– Отлично, – ответил Брэдли.
– Я приду потому, что вы не такой, как все, и потому, что толстяк, кажется, говорил искренне. До встречи.
Девушка повесила трубку.
Рев машин на магистрали Бруклин-Квинс. Мерзкий пустырь, граффити и мусор, подгоняемый ветром. Грязная улица, ржавые решетки, заброшенные дома… Эта часть побережья напротив южной оконечности Манхэттена не извлекла никакой выгоды из своего идеального положения.
Брэди приехал к назначенному времени, и минут через пять вдалеке показался силуэт невысокой блондинки. Наверное, это она. Брэди двинулся навстречу. Руби шла, засунув руки в карманы куртки и глядя под ноги. Из-под шерстяной шапочки выбивались золотистые кудри.
– Я – Руби.
– Брэди. Спасибо, что пришли.
Она была так же красива, как на фотографии. Скользнула по нему взглядом и отвернулась к морю. Она выглядела очень печальной. Брэди показалось, что перед ним человек, который вообще не умеет улыбаться.
– Идемте, – сказала Руби, двинувшись вдоль улицы к пустырю. – Подальше от дороги. Там тише, мы сможем поговорить.
Они прошли по разбитому асфальту, ступили на желтую траву. Гул машин стих, слышался только плеск свинцово-серой воды. Брэди спросил:
– Вы из Нью-Йорка?
– Нет. Я выросла в Огайо.
– Что привело вас сюда?
– То же, что и всех остальных: желание добиться успеха, заработать денег и увидеть этот город.
Она отвечала безучастно и монотонно.
– Почему Нью-Йорк? Чикаго или Детройт гораздо ближе.
– Вы действительно думаете, что девочка-подросток будет мечтать о Детройте? Что бы я там стала делать? Вкалывать в автосервисе? Ну, уж нет! Или здесь, или нигде.
– Спасибо, что согласились встретиться. Буду откровенен: я пока ничего не решил. Может быть, статьи и не будет.
– Вам решать. Я просто повинуюсь.
Брэди резанули ее слова. Можно подумать, он один из этих… продюсеров. Профессиональная деформация, подумал он.
– Почему я? – вдруг спросила Руби.
– Обычно я доверяю своей интуиции.
– И что она вам подсказывает?
– Что вы необычная девушка. И вам есть что рассказать.
Руби фыркнула:
– Вы узнали это по фотографии? Значит, вы очень проницательны.
Брэди нравились и ее голос, и ее мягкость. Но в каждом ее слове и взгляде сквозила глубокая грусть.
– Я должен кое в чем признаться, – сказал он. – Я видел ролик на вашем сайте.
