Как только замолкли пушки, заговорили политики. В Европе нарастала очередная замотня. На этот раз англичане с австрияками планировали войну против России и Пруссии. Как я уже упоминал, Россию боялись, и претензии Александра на Польшу и Бессарабию изрядно волновали австрияков, самих поглядывающих на Польшу и Балканы, и англичан, которых волновал возможный выход русских в Средиземное море. Французы, в лице недавно посаженого на трон, не без помощи Александра, Людовика Восемнадцатого, склонялись в сторону англичан.
Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы Наполеон не вернулся во Францию и не выгнал бы Людовика восвояси без единого выстрела. Старый враг объединил, готовых было загрызть друг друга союзников. Как говорят политики: bigger and elsewhere[2].
Стоял солнечный августовский день. Поручик Синявский в парадном мундире и до блеска начищенным кивером стоял во главе своей роты. Обширная долина у подножия горы Монтеме была усеяна воинскими колоннами.
— Господин поручик, все готово? — спросил капитан Уваров, командир роты.
— Вся рота построена, господин капитан, — ответил поручик.
— Молодцы, — сказал капитан и вытер вспотевший лоб. День выдался жарким, а построенные войска уже как два часа стояли на созданном природой плацу. Капитан еще раз прошелся вдоль строя, придирчиво оглядывая солдат, построенных в три ряда. Солнце бликами играло на примкнутых штыках, киверах и пуговицах. Увиденным капитан остался доволен, от чего хмыкнул в густые, пшеничные усы.
Капитан Уваров, начавший службу поручиком, получил чин капитана после сражения под Лейпцигом, где с горсткой солдат сумел остановить атаку французов на русскую батарею. Раненный в этом сражении поручик, полгода провел в лазарете и тыловом лагере, прежде чем вернулся в действующую армию в чине капитана. Война продолжалась, и армия нуждалась в опытных офицерах. От той памятной битвы у капитана остались шрамы в предплечье и на бедре, но он был молод и справедливо считал, что шрамы украшают мужчину.
Генеральной репетицией к параду командовал сам император, лично отдавая приказы войскам. Впрочем, прошедшие всю Европу солдаты и так знали свой маневр. В день парада исполнилось ровно три года со дня Бородинского сражения, и если три года назад вся Европа вторглась в Россию, то теперь, наоборот, русские солдаты маршировали в самом сердце Европы.
— Сейчас начнется, — успел сказать капитан, как с горы донесся пушечный выстрел, возвещавший о прибытии государя, и войска взяли ружья на плечо. Как будто волна прокатилась по равнине. Громкое «Ура» разнеслось вокруг. Парад начался. После третьего выстрела солдаты построились в походные колонны, а после четвертого образовали гигантское каре. C холма, где находился император и его гости, вид ста пятидесяти тысяч солдат, четко исполнявших каждую команду, произвел ошеломляющее впечатление. Несколько минут все молчали, потрясенные грандиозным зрелищем, а потом император спустился с горы, и при радостных криках объехал гигантский квадрат каре. Позади Александра следовала внушительная свита, состоявшая из австрийского и прусского императоров, русских генералов и многочисленных иностранных наблюдателей. Многие иностранные офицеры переговаривались между собою, обсуждая увиденную мощь. Герцог Веллингтон, наклонившись к Александру, сказал:
— Я никогда не представлял, что армию можно довести до такого совершенства! На что император ответил ему:
— Я вижу, что моя армия — первая в мире, для нее нет ничего невозможного!
Объехав фронт каре, император остановился в середине. Приветственные крики умолкли, и Александр поздравил солдат с победой и поблагодарил за службу. Армия прошла церемониальным маршем мимо Его Величества. Вот и поручик Синявский, чеканя шаг, прошел во главе своей роты мимо государя. Настроение было торжественное и приподнятое. Русская армия возвращалась домой.
Не успел я вернуться домой, как снова отправился назад во Францию. Весной 1815 года Наполеон сбежал из ссылки и начался период «Ста Дней»[3]. Русская армия вновь отправилась в поход во Францию. Но на эту войну армия опоздала. Разбитый при Ватерлоо Наполеон, сдался на милость англичан.
Зато я успел на грандиозный парад в честь отбытия русской армии назад, домой. Зрелище было грандиозным. Сто пятьдесят тысяч солдат и офицеров прошлись маршем мимо государя императора. Я тоже участвовал в параде, пройдя во главе гренадерской бригады. Парады и шагистику я особенно не люблю, но тут даже я проникся торжественностью момента. Кроме этого парад был политически важен, так как вид ста пятидесяти тысяч закаленных в боях солдат в сердце Европы, не прошел мимо иностранных гостей. И эта мощь была веским козырем на Венском конгрессе, где монархи и политики увлеченно делили Европу между собой. Как я уже упоминал, конгресс начался в сентябре 1814 года, и участники быстро перегрызлись между собой.
Основные конфликты разгорелись из-за Польских и Германских земель. В итоге Россия получила большую часть Герцогства Варшавского, которое ранее, после третьего раздела Польши принадлежало Пруссии. Так же за Россией признали Финляндию, завоеванную в недавней Русско-Шведской войне. Пруссия получила значительные владения на западе Германии, что в будущем помогло объединению Германии. Австрия вернула себе итальянские владения, Англия получила Мальту и Кейптаун, то есть сделала еще один шаг на пути создания мировой империи. Францию вернули к прежним границам и наложили контрибуцию в семьсот миллионов франков. Западногерманские королевства и герцогства были объединены в Германский союз, под общей опекой Пруссии и Австрии.
Казалось, что новый дележ должен был уладить разногласия между великими державами и способствовать миру и стабильности в Европе. Но как часто бывает; хотели как лучше, а вышло не так. Уничтожение буферных государств: Польши и немецких земель сослужило плохую службу, ибо добавило нестабильности в европейские дела. Подъем национализма сделал эти земли источником проблем и будущим яблоком раздора между державами. Приобретение Польши в будущем обернулось для России большой проблемой, в виде кровавых восстаний и терроризма. В итоге там все время требовалось присутствие войск, которое ложилось тяжелым бременем на российскую казну. Оставь Россия эти территории Пруссии, одной проблемой у нас было бы меньше и одной больше у прусаков. И вообще, участие в европейских делах всегда стоило России много крови и денег, без осязаемых дивидендов. Но Александр был непреклонен в этом вопросе. А я в те годы ни на что не влиял и нечего не решал.
Нельзя сказать, что Александр занимался только внешними проблемами, но революция и Наполеоновские войны оставили ему мало выбора. Увы, решение внутренних проблем все время откладывалось, и поэтому они накапливались. Россия мне напоминала дворец, где все время пристраивались флигели и этажи при минимальной отделке внутри. Жить в таком дворце было не очень комфортно.
Австрия, стремившаяся к расширению за счет славянских территорий, увеличивала долю не немецкого населения империи, и таким образом создавала Польский синдром у себя дома. Как показало будущее, от нового раздела Европы в основном выиграли Пруссия и Англия. Первой это облегчило будущее объединение Германских земель под своим началом, а вторая приобрела стратегически важные территории в Средиземноморье и в Мировом океане. Так наступал век Pax Britannica[4]. Британский флот окончательно утвердился в Мировом океане, оставив далеко позади флоты других стран. С помощью этого флота и была построена наиболее грандиозная империи из когда-либо существующих. Наличие столь сильного флота означало практически монополизацию морских торговых путей, то есть морской торговли. Для России это пока не представляло серьезной угрозы, ибо у России не было торгового флота, зато был огромный внутренний рынок, который мог заменить колонии.
После Венского конгресса в 1815 году в Европе наступил период реакции. Все стремились сохранить старый порядок, что было практически невозможно и эта «эпоха застоя» лишь отсрочила взрыв 1848 года, но я снова забегаю вперед.
Двадцать третьего октября 1815 года Шарлотта запомнила на всю жизнь. На большом парадном обеде в Берлине собрались члены русской императорской и прусской королевской семей. Она, в атласном, бирюзовом платье сидела подле Никса, который был в парадном мундире гренадеров, в котором он выглядел необычайно мужественно. В разгар торжества король Фридрих Вильгельм вместе с императором Александром поднялись со своих мест и провозгласили тост за здоровье помолвленных — великого князя Николая Павловича и принцессы Шарлотты Прусской. Большой зал, где пировали офицеры гостившего в Берлине русского гренадёрского полка, взорвался восторженными восклицаниями. Шарлотта сияла. Она чувствовала себя совсем взрослой, и она была счастлива.
