цитаты писем людей со всей страны, говорящих, что такому антисоветчику не место в большом спорте, но самое главное, что ни в одной из статей я не нашёл ни слова о двух золотых медалях и двух мировых рекордах, только про 400 метров и эстафету 4 по 100. И главное вранья-то то в этом было всего капля, ну не упомянули такую мелочь, как две золотые медали за спринтерские дистанции, с кем не бывает.
«Пид…ы, - в голове почему-то появилось только одно это слово, ёба…е пид…ы».
- Вань, как так –то? – ко мне подошёл Кузнецов, расстроено тыкая в статью, - как так-то? Где хоть слово про твои подвиги? Медали? Где про мировые рекорды?
Я вздохнул, выдохнул и отдал газеты Денису, который впился в них взглядом, косясь на меня. Хоть он и значительно успокоился после той истории с Леной, но явно мне её не простил.
- Не знаю Сергей Ильич. Видимо всё узнаем, при прилёте.
В самолёте, после прочтения всеми газет, воцарилось лёгкое уныние, видимо вспомнили с каким разгромным общекомандным счётом по медалям нас победили США. За это нам обещали, обязательно последуют оргвыводы. Смешно говорить, по лёгкой атлетике мы завоевали только семь золотых медалей, а американцы тринадцать. В два раза больше! Царившее уныние продолжилось даже тогда, когда самолёт наконец сел в аэропорту Домодедово и мы увидели, огромное скопление людей, встречающих спортсменов. Но сначала – паспортный контроль и таможня.
Глаза встречающих нас таможенников горели не менее предвкушающим огнём, чем у тех, кто ожидал нас на улице. Они вытряхивали все сумки, все вещи, роясь во всём, что было аккуратно сложено и упаковано. Что-то тут же изымалось, под недовольные крики хозяина, но большую часть спортсменов отпускали с миром, закрывая глаза на количество ввозимых вещей. Настала и моя очередь.
- Предъявите все свои вещи пожалуйста, - сказал мне таможенник, когда я поставил свою сумку к нему на стол.
- Это все мои вещи, товарищ, - ответил я, держа под мышкой пластинку.
- Как все? – он удивлённо посмотрел на спортивные вещи внутри сумки и одинокий джинсовый костюм, - товарищ вы ведь понимаете, что сейчас не время шутить?
- Я не шучу, - спокойно ответил я, - это и правда все мои вещи.
Он растерялся, и повернувшись, ушёл в служебное помещение, выйдя оттуда уже с двумя людьми с большими знаками различия на таможенной форме. Они удивлённо поковырялись в пропахших потом футболках, вонючих шиповках и обратили внимание на пластинку.
- Это что?
- Пластинка, - я взял её в руки и размотав газету показал двойной альбом.
Таможенники переглянулись и нехотя сказали.
- Проходите товарищ.
Мне поставили в паспорт штамп о прибытии, и я попал в зону, где мигали множественные фотоаппаратные вспышки, а также слышались восхищённые возгласы фанатов. Никаких автобусов на родине не было предусмотрено, каждый должен был добираться теперь сам.
Мне стало так обидно, что я расстегнул куртку, спрятал под неё три своих награды, висящих на шее и застегнул молнию, подняв воротник. Обойдя основную толпу, не обратившую на меня никакого внимания, я увидел стоящего неподалёку встречающего меня вора.
- Подвести Иван? – поздоровался со мной Вазген.
- Почему нет, - пожал я плечами и пошёл за ним.
Мы сели в бежевую «Волгу» с молчаливым водителем за рулём и поехали из аэропорта. Как только мы выехали на основную дорогу, я тут же снял часы с руки и отдал их ему. Он одел их на свою руку.
- Долг закрыт, можешь передать это Игорю сам, - прокомментировал он, сам внимательно рассматривая часы.
Я лишь пожал плечами, мне было на их взаимоотношения всё равно, я это делал только с одной целью – сблизиться через Игоря, с его семьёй.
- Покажешь? - неожиданно сказал он, показав пальцем на мою шею, - никогда не видел.
Расстегнув куртку, я показал ему медали. Он осторожно потрогал золотые, восхищённо покачав головой, сказал:
- Как-то несправедливо всё это.
- А где она справедливость? – я откинулся на сиденье, - нет её.
Он расстроено поцокал языком, но не стал ничего больше говорить. Мы доехали до базы ЦСКА, и он протянул руку, которую я снова проигнорировал.
Он хмыкнул, и убрал её.
- До встречи Иван.
- Лучше всё же прощайте, Вазген.
Он широко улыбнулся.
- Ты также говорил прошлый раз, а судьба снова свела нас. Её не обманешь.
Пожав плечами, я пошёл на КПП, расстёгивая куртку и попадая в руки караульных, которые восхищённо охая и ахая стали рассматривать медали и поздравлять меня с победами. С трудом вырвавшись от них и отказавшись от чая, я прошёл в свою комнату, которой не мешала уборка, и бросив сумку на пол, упал на кровать. В голове ещё стоял гул винтов самолёта. К сожалению, отдохнуть мне не дали.
- Ваня! – раздался громкий голос и дверь открыли без стука.
- Товарищ Белый, - скривился я, словно съел лимон, - я только приехал.
- Я знаю, мы тебя в аэропорту встречали, - улыбнулся он, - не стали пугать того, кто тебя ещё встречал, так что поднимайся, надевай медали и поехали.
- Куда? – насторожился я.
- Знакомиться, - хмыкнул он.
- А можно мне хотя бы душ принять и переодеться?
- Ваня, ты эти свои девчачьи замашки мне тут брось, - он дал мне шутливую затрещину, - поехали, этот человек не будет ждать.
- У меня же нет здесь прослушки? – поинтересовался я у него, словно между прочим.
Комитетчик нахмурился.
- Хочешь что-то сказать? Тогда лучше на улице.
- Ваш ответ товарищ Белый, ну вообще меня не успокоил, - вздохнул я, надевая обратно медали и застёгивая куртку.
Мы вышли из общежития и пошли по стадиону к КПП.
- Прежде чем разговаривать с товарищами из Первого главного управления, - тихо сказал я ему походу, - хочу, чтобы вы знали. Нашего агента пасли американцы, причём похоже точно зная день, когда мы должны были с ним встретиться.
Лицо комитетчика резко обострилось, скулы стали более явно видны.
- Думаешь либо предательство, либо были предупреждены? – наконец сказал он.
Я достал записную книжку, которую забрал у наблюдателей и передал её ему.
- Добросить их я побоялся, поэтому пришлось обыскать квартиру. С самим агентом я не встретился, информацию не передал и не забрал соответственно,
