– Гхел-гэгхэн ар-эсх аэрта
Асх гэгхэн арт-эсх аэрта
Асх багатур ар-сх аэта
Ахса ар-эсх тайх Пех-ра.
Непонятные слова прозвучали в полной тишине. Никто не решился переспросить, и Родион Геннадьевич пояснил сам:
– «Пех-ра» – хорошо всем нам знакомая река Печора. Когда-то там была большая битва, в которой был смертельно ранен дхарский правитель, Гхел-гэгхэн. Это песня его памяти. Кстати, «мариба дхори» и есть название нашего племени. Серые дхары…
– Орх-у дхэн мариба дхори,
Орх-у дхэн-у бхата дхори,
Орх-у дхэн-у мари дхори,
Басх-а атур Пех-ра вурм.
Ольга хотела поинтересоваться, каких еще цветов бывают загадочные родичи товарища Соломатина, но ее опередил Семен.
– Вот! Кажется, началось!..
Левая, здоровая рука ротного указывала прямо на «бугор», точнее на то место, где он только что был. Розовый камень, укрытый черной землей, исчез, вместо него посреди поляны клубилось нечто, бесцветное и бесформенное, издали похожее на облако пара. Все происходило бесшумно, даже лес стих, словно кто-то всесильный повелел звукам умолкнуть. Минута, другая… Воздух кипел, в его переливах обозначились знакомые розовые пятна, они струились, меняли форму. Камень стал облаком. Розовые потоки то поднимались вверх, то опадали до самой земли, пока, наконец, не сложились в нестойкое подобие ровного каменного купола с черной прорезью входа.
То, что было скрыто, призраком вставало из-под земли.
На какой-то миг стал виден весь храм – высокий, покрытый узорной резьбой. Над черным провалом входа ярко горела белая многолучевая звезда, окруженная золотыми колосьями, по бокам застыли каменные изваяния с тяжелыми бычьими головами, у входа, прямо из-под земли, поднимались вверх языки светло-зеленого огня.
Видение длилось очень недолго. Резкий порыв холодного ветра смешал краски, обесцветил, превратил в бесформенное серое облако. Неровные клочья начали таять, растворяться в сыром весеннем воздухе. Еще немного, и поляна стала прежней. Покрытый землей «бугор», хоровод молчаливых Камов, непрошенная зелень травы…
Ольга шумно вздохнула. Слишком быстро все кончилось! Опять поманили, показались самый краешек…
– Вы, кажется, не заметили главного, – ученый словно слышал ее мысли. – Выше! Взгляните вверх!..
Девушка тихо ахнула.
…Небо, пасмурное мартовское небо, исчезло. Вместо низкого покрывала туч над поляной нависала тяжелая серебристая твердь, неровная, словно кованая исполинским молотом. Небесный металл неярко светился, переливался огнями, еле заметно дрожал. Казалось, еще миг, и невиданная первозданная мощь обрушится на беззащитную земли, раздавит, ввергнет в подземный хаос. Серебристый купол медленно темнел, подергивался серой дымкой, огни гасли, твердь источалась, таяла, уступая место робкой синеве. Наконец, вновь надвинулись тучи, неслышно сомкнулись, дрогнули…
– Все! – тихо, с неподдельной грустью вздохнул Родион Геннадьевич. – Так мало!..
– Здорово! – откликнулся Семен Тулак. – Я сразу заметил. А что это было?
Ученый ответил не сразу. Он все еще смотрел в небо, словно надеясь увидеть в разрывах серых туч отблеск исчезнувшего серебра.
– Если скажу, что мы видели редкое атмосферное явление, это будет отчасти правда.
– Никакая не правда! – Ольга уже успела прийти в себя и вновь была готова спорить. – Я извиняюсь, но таких явлений не бывает. Ни атмосферных, ни всяких прочих. Это даже на мираж не похоже, слишком реально все.
– Точно! – чуть подумав, согласился ротный. – Вроде как за облаками настоящее небо прятали.
Соломатин оторвал взгляд от серых туч, улыбнулся.
– Настоящее небо? Предки вас бы поняли. Они считали, что за нашим синим небом находится иное – истинное, из камня и металла. Небесная твердь… Но поскольку астрономия давно все расставила по местам, будем считать это неведомым пока оптическим эффектом…
И вновь бывший замкомэск не поверила Родиону Геннадьевичу. Астрономия – она в книжках, а книги людьми пишутся. Этих бы знатоков сюда, на поляну!
– …Дхары, мои соплеменники, посчитали бы, что нам на невеликий миг открылось Эрво Мвэри – Высокое Небо. По преданиям, его можно было увидеть над Дхори Архом в дни священных праздников. Это считалось великим знамением.
Ольга еле слышно повторила: «Эрво… Эрво Мвэри…».
– Родион Геннадьевич, а на Высоком Небе ваши боги жили?
Достань Воробышка повел плечами, неспешно встал, одернул свитер.
– Подъем, товарищи! Этак и простудиться можно. Позволю себе напомнить: чудеса – чудесами, однако на дворе март… Что же касаемо богов, то мои предки были, как ни странно, монотеистами. Эрво Мвэри и есть высшее Божество.
«Значит, мы видели Бога?!» – поразилась девушка, но вслух ничего не сказала. Она вдруг поняла, что очень хочет курить.
4
Ехать на станцию решили под вечер, надеясь успеть на ночной проходящий поезд до Столицы. Участковый, товарищ Громовой, поспешил найти две подводы и сам вызвался проводить гостей, явно радуясь их отбытию. Но те, поблагодарив, отказались от сопровождения, решив позвать с собой уже знакомого дядьку Никифора. Вторую подводу бывший замокэск брала на себя.
С Фраучи распрощались совершенно по-дружески. Семен Тулак попросил командира батальона отметить командировку, тот не отказал, и на казенной бумаге появилась печать с загадочными буквами «В/Ч 0951 ЧСР». Краснолицый посоветовал писать в отчете только то, что было видено своими глазами, а от комментариев воздерживаться «во избежание». Командир явно желал им добра, и ротный не стал спорить, хотя сам имел иное мнение.
А с Родионом Геннадьевичем решили встретиться в самое ближайшее время. Через пару дней ученый возвращался в Столицу. Работал он в дхарском культурном центре, занимавшем особняк в одном из переулков старого Замоскворечья. Семен адрес записал, а Ольга запомнила, проговорив его для верности семь раз подряд.
– Н-но! – хмурый дядька Никифор взмахнул вожжами. Подводы тронулись, и бывший замкомэск наконец-то позволила себе закурить.
* * *
За эти дни дорога успела немного подсохнуть, однако лошади все равно шли понуро, без всякой охоты ступая копытами по влажной, мягкой земле. Лес, подступавший к самому проселку, угрюмо молчал, мерная тряска навевала сон. Семен Тулак, поудобнее устроившись на подводе, прикрыл глаза, но мужественно боролся с дремой. Отдохнуть можно будет в Столице, а пока следует держать ухо востро. Мало ли что? Дядька Никифор – и тот не внушал ни малейшего доверия, а было еще местное ГПУ, вежливый товарищ Фраучи, бегающие по лесам «мыльные люди». Он даже мельком позавидовал Виктору Вырыпаеву, имевшему возможность с полным комфортом заниматься своими обезьянами. Вдобавок очень хотелось чая с мятой, и ротный дал зарок сразу по возвращению на службы выпить две, нет, три кружки и непременно с баранками.
