Семен посмотрел вверх, в синий небесный просвет, поймал взглядом робкий солнечный лучик. Инхвузории – они же красные амебы с ложноножками. Гелиотерапия… Как это товарищ Зотова пела?
– Санитарам не под силу, —
Много раненых бойцов:
Кто с простреленной рукою,
Кто с оторванной ногой.
Глава 8. Ценители трубок
1
– Товарища Кима нелегко удивить, – Сталин улыбнулся в рыжеватые усы. – Но мы все же попробуем.
На зеленое сукно огромного стола легла небольшая коробка, обтянутая крокодиловой кожей. Блеснуло серебро – свет лампы отразился от овальной пластинки, на которой угадывалась гравировка.
– Что скажете?
Виктор Вырыпаев и Семен Тулак, сидевшие в конце стола, переглянулись, но вставать не стали. Товарищ Ким усмехнулся, выпустил густое кольцо дыма и не спеша взял коробку в руки.
– Подходите, товарищи некурящие, – подбодрил Сталин. – Тут интересен эстетический момент.
Теперь коробочку рассматривали вместе. На серебряной пластинке действительно обнаружилась надпись: «Члену РВС тов. Сталину от бойцов и командиров Х армии».
– Меня отзывали в Столицу и товарищи военные озаботились подарком. В табаках я разбираюсь, а вот насчет трубок не знаток.
Тем не менее хозяин кабинета курил именно трубку – небольшую, с изогнутым мундштуком, больше похожую на носогрейку. Трубка товарища Кима на ее фоне смотрелась куда солиднее.
– Это называется «кейс», футляр для хранения, – руководитель Технической группы поднял коробочку на ладони. – Судя по оформлению, фирма «Barling». Открыть можно?
Сталин кивнул:
– Там замочек.
Под кожаной крышкой обнаружился красный бархат, на котором покоились две трубки. Серебряные кольца аккуратно охватывали чубуки, медовый янтарь мундштуков мягко отсвечивал в неярком электрическом огне. Трубки оказались разные, сверху изогнутая, снизу – прямая.
– Парный сет, – товарищ Ким осторожно прикоснулся к одной из трубок. – Прямая именуется «billiard», та, что изогнута – «bent». Судя по всему, индивидуальный заказ. Похожи на мою, но значительно лучше. Стоят не менее сорока фунтов.
– Не думаю, что товарищи бойцы из Десятой посылали заказ в Лондон, – Сталин с удовольствием затянулся и не без сожаления отложил свою носогрейку в сторону. – Трофей! У Мамонтова крутились какие-то британцы, вероятно, их добро. Признаться, так и не решился воспользоваться. Отдал бы в музей, так нет еще музея.
Ротный и альбинос вновь переглянулись. Происходило что-то не совсем понятное.
То, что докладывать придется не только товарищу Киму, но и самому Генеральному, не слишком удивило – уж очень активен был Гриша Каннер, слишком торопил и подгонял. Однако на доклад пригласили обоих сразу, а это уже показалось странным. «Сеньгаозеро» и какие-то привозные обезьяны – много ли общего? Вдобавок дела считались сугубо секретными. Семен, вернувшись в Столицу, сам ничего рассказывать не стал и техработнику Зотовой строго запретил. Товарищ Вырыпаев, конечно, свой и проверенный, но служба есть служба. Он ведь и сам про своих обезьян молчит, словно на белогвардейском допросе.
Так оба и писали доклады – молча. А после по отдельности продиктовали результат кавалерист-девице. «Ремингтон» выдал последнюю очередь как раз за минуту до того, как в дверях появился невозмутимый товарищ Ким с трубкой в руке. Выслушал, одобрительно кивнул и велел собираться. Генеральный ждет!
Первым докладывал Семен – четко, не сбиваясь, но не без внутреннего напряжения. Пальцы левой, сжимавшие листки бумаги, вспотели, и это почему-то сбивало с мысли. Сталин, видно, понял: улыбнулся в усы, предложил не торопиться и не волноваться. «Тигров тут нет, товарищи. Все свои!»
Ротный уложился в двадцать минут. Странно, ему казалось, что о виденном можно рассказывать часами. Доклад был окончен, но вместо обсуждения Генеральный зачем-то достал кейс с трубками.
* * *
– Трудящиеся пишут в Центральный Комитет о многочисленных случаях «красного» барства, – Сталин вновь поглядел на чудо-трубки, но уже без всякой улыбки. – Это преступно! В 1919-м, когда люди голодали, некая коммунистическая дамочка регулярно принимала ванны из шампанского. И еще, понимаешь, жаловалась, что шампанское не того сорта!
Товарищ Ким дернул щекой:
– Слышал! Когда ей на это намекнула, дамочка поинтересовалась: «А разве мы не делали революцию для себя?» С тех пора она не слишком исправилась. Сейчас занята коллекционированием бриллиантов. Товарищ Сталин, может, отдадим ее в ЦКК товарищу Лунину?
– Товарищу Лунину?! Мы же не варвары! – Сталин мягко улыбнулся. – Красивая женщина, что ни говори. Стихи пишет, в дипломатические миссии ездит. Может, еще исправится? Революция и не таких перековывала. А насчет директора совхоза в Горках я уже распорядился. Крепостник! Гонял крестьян на барщину, оброк требовал, в карцер запирал, нагайкой бил. Салтычиха с партбилетом, понимаешь!
На этот раз сотрудники Техгруппы даже не решились переглянуться. Безобразий в стране творилось немало, но совхоз в Горках обслуживал Вождя, избравшего бывшее имение столичного градоначальника для собственного отдыха. Салтычиха не для себя старалась.
– Значит, трубки выбросим, – резюмировал товарищ Ким с самым серьезным видом. Потом поглядел на свою, вздохнул.
– Можно все три. Перейду на самокрутки.
– Смелая идея, – столь же серьезно ответил Сталин. – И принципиальная. Но у меня есть иная мысль… Ну что, расскажем товарищам?
Товарищ Ким поморщился, взглянул на ротного, потом на Вырыпаева.
– Придется. После гибели прежнего состава Техгруппы у нас нет выбора.
Сказано было это просто и обыденно. «После гибели прежнего состава…». Красного командира передернуло. Он, конечно, понимал, что попал не на продовольственный склад, но все же это Центральный Комитет, а не дивизионная разведка! Поручик, напротив, почувствовал нечто вроде мрачного удовлетворения. Все-таки не ошибся! С первого дня его удивляла явная несообразность происходящего. Техгруппу набирали, что называется, с нуля, но прочее уже имелось в наличии: комната, чайник, «ремингтон», даже вечно любопытствующий Гриша Каннер. Обычно все происходило с точностью наоборот. Выходит, группа существовала давно, сменился только личный состав, причем, возможно, не в первый раз.
