– Действительный статский советник и консул Российской империи, – тарахтел Новиков.
– Не обращайте внимания на эти громкие звания, – улыбнулся Курдогло. – В этой глуши моя должность почти синекура. Впрочем, как и у других, кои прозябают в этих палестинах. Присаживайтесь. Русским людям мы всегда рады.
– Благодарю вас.
– А это, Сергей Владимирович, – продолжал Новиков, – наша столичная знаменитость! Альгирдас Альгирдович Микульскис. Прошу любить и жаловать! Наш, с позволения сказать, дагеротипист. Большой оригинал! Портреты рисует по методу Луи Дагера…
Невысокий, плотный мужчина. Лет сорока пяти, не больше. Высокий лоб, короткая стрижка седых волос и щегольски подстриженная эспаньолка. На переносице докторское пенсне. Цепочка часов украшена многочисленными брелоками, среди которых и серебряная монетка с арабской вязью.
– За коллекцию работ, – не унимался вольноопределяющийся, – сделанных им во время путешествий, был удостоен аудиенции у его высочества.
– И все бы прекрасно, – усмехнулся господин Курдогло, – если бы не эксперименты с обнаженными натурщицами. Некоторые, между прочим, фрейлины ее величества.
– Оставьте, господа! Это наговоры завистников. – Микульскис попытался изобразить смущение, но, судя по его довольному виду, эксперименты были весьма и весьма удачными. Он даже подкрутил ус, чтобы скрыть улыбку. Только вот глаза остались серьезными. Очень серьезными.
Хм… Этот господин не так прост, каким кажется. Путешественник, говорите. Хорошо, пусть будет путешественник. Не возражаю. Не удивлюсь, если это занятие он совмещает со службой в одной из государственных контор, о чьих делах и целях не принято рассуждать публично.
Вечер прошел тихо. Настолько, насколько это возможно в портовом заведении. Пусть даже в нем и собираются представители почтенных профессий. Новые знакомые обсуждали городские новости, цены на табак, кофе и каучук. Как понимаю, знаменитая «каучуковая лихорадка», охватившая Латинскую Америку, еще не началась. Курдогло задал несколько вопросов о ситуации на западном побережье, но я отделался общими фразами. Не хотелось показывать свою неосведомленность.
Затронули и тему пиратов. Новиков, разумеется, вспомнил о моем пребывании в плену у английских разбойников. Я заметил несколько осторожных, но весьма красноречивых взглядов, которыми обменялись Курдогло с Микульскисом, и напрягся. Как бы не погореть на своих вымышленных приключениях. Ведь ни одного имени, ни одного пиратского судна не назову, а их здесь знают. Поименно. Выручил все тот же Новиков, рассказавший историю о моряке с фрегата «Андрей Первозванный». Один любвеобильный морячок по имени Иван Потапов пытался провести на корабль двух девиц нетяжелого поведения, но был пойман вахтенным в тот самый момент, когда уговаривал девушек переодеться в матросские блузы. Для конспирации…
Что стало с провинившимся, увы, осталось неизвестным – принесли очередную порцию закусок и целую батарею бутылок. К счастью, мне удалось избежать попойки. Извинившись, отправился домой. Меня ждал тяжелый разговор с Мартином. Не думаю, что он будет рад этим известиям.
Увы, наша беседа сразу не заладилась. Сам виноват – расслабился. Как бы ни двусмысленно это прозвучало, но с инквизицией шутки плохи. В каких бы мирах она ни существовала, парни там суровые, на мелочи размениваться не станут, а меня словно за язык дернули.
– Ты говорил о неких чудесах, которым не нашлось должных объяснений. Как ты тогда сказал, дела прошлых или пришлых цивилизаций, не так ли?
– Верно, – кивнул Мартин. Он сидел на кровати и баюкал раненую руку.
– Когда решил нарисовать для меня карту, ты упомянул свитки, написанные во времена Иисуса Христа, – продолжал я. – Рассказал, что Спасителю и его апостолам была известна тайна Врат, которым подвластны не только проходы в другие миры, но и само время. Я все правильно запомнил?
– Да.
– В свитках был записан обряд, который позволит воспользоваться проходом.
– Серхио, – он поморщился, провел рукой по лицу и нахмурился, – к чему этот разговор? Ты ведешь себя странно. Мы это уже обсуждали, и я честно рассказал все, что знаю.
– Успокойся. Не собираюсь святотатствовать или высказывать предположения, которые могут оскорбить твою веру. Хочу понять.
– Что именно?
– Какие цели преследует ваша инквизиция?
– Инквизиция во все времена преследовала одну цель – защитить Святую Веру от ереси и схизмы.
– Какая же ересь была заключена в найденных свитках, если среди служителей нашлись люди, склонные ей верить?
– С чего ты взял?!
– Если бы этого не произошло, ты и твои братья не расследовали бы это дело, не считаясь ни со временем, ни с жертвами. Вспомни свои слова: «…И даже служители Святой Церкви не всегда тверды в своей вере».
– Ты многого не знаешь. Извини, Серхио, но я несколько устал. Давай лучше отдыхать.
– Ты не спросил о моем разговоре с Морено.
– Завтра. Ты все мне расскажешь завтра.
– Последний вопрос, Мартин. Последний, и я от тебя отстану.
– Вот дьявол… – проворчал он. – Спрашивай.
– Пробуждение Врат связано с каким-нибудь языческим обрядом?
– Ты несешь бред, Серхио!
– Я угадал…
– Давай спать!
Утром лучше не стало. Раны давали о себе знать, и Мартин был изрядно на взводе. Надо бы зайти к аптекарю и прикупить настойку лауданума или еще чего-то, чем здесь боль успокаивают. Пересказал Вильяру наш разговор с Хесусом, и он сразу поджал губы:
– Я так и знал, что этот старый хрыч себя еще покажет!
– Что скажешь насчет Эрнесты?
– Мысль хорошая, но что мы будем делать потом?
– Честно признаемся, что конкуренты нас опередили, – пожал я плечами.
– Ты про Альвареса Гарса? – буркнул Мартин. – Не поможет. Если Хесус Морено что-то вбил себе в голову, то положит всех, но своего добьется.
– Тогда мне придется идти с ним.
– Что потом? Надеешься, что удастся вернуться? Когда старик поймет, что сокровищами там и не пахнет, он тебя убьет! Медленно и мучительно. Рассказать, как он это сделает?
– Не нужно. Ты можешь предложить другой план?
– Сколько он тебе дал времени? Два дня?
– Да.
– Я должен подумать.
– Думай, – кивнул я и поднялся, – а я пока схожу к аптекарю, а заодно куплю нам что-нибудь пожрать.
– Купи мне рома. Он дешевле, чем снадобья этих бездельников.
