– Да что вы се.. аа..
Понял? Вон с мостика, живо!
Так, что бы это ни было – осталось за кормой. Уже не догонит. А уклониться от торпед, с кормовых курсовых – тьфу!
– Контакт, пеленг 55, очень слабый, на пределе.. пеленг 50..
Что?? Это – не только не отстает, но и догоняет под водой – нас, идущих пятнадцатиузловым? Дальше уклоняться, или.. Лучше мишень не изображать, живыми будем!
– Все вниз – погружение!
Черт, надо было радировать.. А что именно – что нас преследует что-то, подводное и быстроходное, не поднимая перископа? Время – пока зашифруем, отправим.. А тут – решают минуты. Нет – лучше уж лишний шанс на жизнь! Хотя – если короткое, то успеем. Пока антенна на перископе – над водой
– Радист, кодовый – «атакован подводной лодкой».
В перископ – все чисто. Ныряем на пятьдесят. Ход малый, всем соблюдать тишину – как при бомбежке. Акустик – слушает. Пока тихо. На дно лечь, затаиться – так глубина тут, за триста, не выдержим. Даже для рекорда U-331 много, когда она после утопления «Бархэма», спасаясь от его эскорта, нырнула на двести шестьдесят пять, при предельной сто восемьдесят. Все тихо – но оттого и странно, непонятно, с чем столкнулись – даже Свинорыл притих. Тишина – кажется, оторвались. Что бы это ни было – ушло.
Пинг! Если бы не слушали все, в полной тишине – не заметили бы. По корпусу – будто камешек. На глубине? Еще раз..
Не ушло. Это – локатор. Только у англичан, он работает непрерывно – корпус звенит, как от струи песка. Здесь же – короткими: импульс – уточнили, взяли на прицел. Одна надежда – ничего не смогут они нам сделать, пока мы под водой! Если только – та радиограмма, не оказалась правдой.
А ведь не перестраховались бы, могли бы и сразу нарваться! Шли бы так, прежним курсом – до торпед в борт. И уже – рыб бы кормили.
– Торпеда в воде, пеленг не меняется, идет на нас!
Вот он, момент истины. Рули – на всплытие! Изменим глубину. И лучше – в меньшую сторону: внизу шанса не будет совсем. Пять атмосфер избыточного за бортом, или десять – разница большая.
Я ничего не слышу. Странно – обычно торпеды можно различить, невооруженным ухом. Хотя, если на глубине – электрическая, шумит меньше.
– Торпеда, пеленг не меняется!
Моторы – полный! Бросок вперед – должен вывести из-под удара. Даже если они как-то сумели увидеть, точно прицелиться. Аккумуляторы будут разряжены – плевать! Механики – выжмите положенные восемь узлов, вместо трех, ведь когда в нас стреляли, «торпедный треугольник» решали, исходя из нашей скорости в момент пуска!
– Торпеда, пеленг изменился – на корму. Снова изменился – обратно!
Наводится на нас?? Что делать, что?
– Командир, продолжать всплытие? Глубина двадцать, уменьшается.
И тут нас ударило. Лодка вздрогнула – и даже сквозь задраенный люк на «Потсдамскую площадь», кормовой аккумуляторный, можно было слышать оглушительное шипение, это рвался наружу воздух и вливалась вода. Но люк пока держал – и переборка прочная, должна выдержать. А что в корме?
– Дизельный докладывает, их заливает! Переборка деформировалась, и пропускает воду из четвертого! Просят разрешения, отступить в шестой.
Разрешения – не будет. Пусть подкрепляют переборку, заделывают течь – чем могут и как могут. ЦГБ кормовые тоже наверняка повреждены, мы выдержим затопление не больше чем одного отсека с прилегающими к нему цистернами, два – это уже смерть. Продуть носовые и средние ЦГБ, воздух в кормовые – перекрыть! И моторы, лишь бы не сдохли! Пока у нас дифферент на корму, тяга моторов компенсирует минусовую пловучесть. Но когда выйдем наверх, носовая оконечность окажется над водой и непременно опустится, дифферент уменьшится – и хватит ли его, чтобы остаться на плаву? Не говоря о том, что аккумуляторы сдохнут через час, или даже меньше, в каком состоянии кормовая группа, как раз в том, четвертом отсеке, куда попадание?
А все, кто остался в пятом и шестом – обречены. Если только не попробуют выстрелить торпеду из кормового аппарата, и выбраться через него. На что – явно не хватит ни воздуха, ни времени. Впрочем, неизвестно, насколько мы все – их переживем.
Значит – надо исполнить последний воинский долг. Успеть сообщить, с чем мы встретились. Чтобы те, кто придут после нас, были удачливее. И чтобы не тронули семьи.
Радист, как всплывем, передать открытым: торпедированы подводной лодкой, на глубине, управляемые торпеды, скорость преследования под водой у субмарины противника свыше 20 узлов. Погибаем за фюрера и Германию – наши координаты. Командир и экипаж U-703.
– По глубомеру, рубка из воды!
Верхняя вахта, наверх – сигнальщики и артиллеристы. Готовиться к оставлению лодки? Нет – будем драться до конца! Радист – передача!
Открываю верхний люк, как положено командиру. И тут Свинорыл бросается на меня, всей тушей, стягивает с трапа, карабкается сам и пытается открыть. Его едва оттаскивают, он вырывается и воет. Успокаивается, лишь получив по голове рукоятью парабеллума. Валяется, как мешок, живой, или нет – черт с ним!
Наверху, такое же серое море. И ледяная вода. В единственную резиновую шлюпку влезут максимум шестеро из сорока пяти человек на борту, прыгать же за борт в пробковом жилете – это еще более мучительная смерть, чем захлебнуться в отсеке тонущей лодки. Потому, еще неизвестно, кому больше повезет – тем кто со мной, или тем кто остался внизу. Но мы по крайней мере – сделали все что могли.
– Командир, радиосигнал не проходит! На волне непонятные помехи.
– Командир, перископ, пеленг 355, дистанция семь кабельтовых.
Вот он – враг, показался. Артрасчету – открыть огонь! 88мм – хоть отпугнут. А если повезет – повредят перископ.
– Две торпеды, справа, пеленг 350!
Не увернемся. У нас сейчас даже не восемь узлов – хорошо если шесть. И дистанция мала. Это уже не бой, а добивание.
– Приготовиться покинуть лодку, командир?
Нет. И не успеем уже, и не Карибское море. Даже если эти, русские или британцы, всплывут чтобы нас подобрать – десять, пятнадцать минут в холодной воде не продержаться. Хотя сам пока не тонул в этом море, но нам сообщали об опытах с русскими пленными. При температуре воды в шесть градусов человек выдерживает в среднем десять минут, причем возможна мгновенная остановка сердца. Лучше уж погибнуть на своих постах, как подобает германским воинам.
Нет – осталось еще одно, последнее. Из люка появляется харя Свинорыла. Прежде чем он успевает, подскочив ко мне, раскрыть пасть, я отдаю приказ – и матросы-сигнальщики, все трое, хватают его и с размаха перекидывают через ограждение рубки. Он падает на борт, скользит по нему, барахтается в воде. Зачем я сделал это? Викинги, мои предки, уходили в небытие – на горящем драккаре, не выпуская оружия из мертвых рук. Когда U-703 станет нашим погребальным кораблем, пусть на ней не будет не единого труса. Мы заслужили это – честно сражаясь. Есть Валгалла, или нет? Сейчас узнаем..
