К письму моему приложено два листа. На первом — список тех, с кем Лесток встречался, но нет в том ничего удивительного. На втором те люди, с которыми он вроде бы встречаться не должен, но почему-то сделал это. И, наконец, последнее. Прибыл недавно в Москву аглицкий посол Томас Ворд, по случаю того, что страна его признала Россию империей, о чем скоро Совет подпишет бумагу. Так вот, обходит его Лесток десятой дорогой, хотя вполне мог бы и нанести визит, а то и не один."
Вот так, сокрушенно признался сам себе молодой император, опять я чуть не сморозил глупость. Действительно, в любом случае за злоумышленником или вражеским агентом надо сначала последить, а уж потом его брать. И даже если он ухитрится сбежать, но перед этим через свои связи выведет на заказчика… Все равно это будет куда лучше, чем вариант, при котором Лесток расскажет в моем подвале все, что знает, но заказчик останется неизвестным, потому что он действовал не напрямую, а через посредников. Интересно, я в бабкины годы стану таким же умным, как она, или это от возраста не зависит?
Ты до таких лет сначала доживи, напомнил себе Новицкий. После чего еще раз перечитал письмо и бросил его в камин. Ибо оставлять бумагу, из которой ясно следовало, кто на самом деле есть известная московская сводница, не стоило. Мало ли к кому этот документ может попасть!
А вот приложения император сразу сжигать не стал, а, достав из секретера перо, чернильницу и большой лист бумаги, разделил его примерно пополам горизонтальной чертой и сел переписывать бабкины списки. Копии если кто и увидит, то никаких особо вредных выводов сделать не сможет, ведь они писаны царской рукой. Закончив эту тренировку в чистописании, император бросил в огонь оригиналы, подождал, пока они превратятся в пепел, после чего отпер дверь, вышел в приемную и сказал вскочившему при его появлении Нулину:
— Срочно пошли кого-нибудь разузнать, в Петербурге ли сейчас Миних. Если он здесь, то пусть едет сюда. Если же в Кронштадте, то приглашаю его на завтрашнее утро.
Генерал-аншеф нашелся быстро, и вскоре он уже входил в кабинет. Император встретил его словами:
— Садись, Христофор Антонович, можешь кофию испить, тут и на тебя принесли. И послушай, что я тебе скажу. Давно, почти десять лет назад, Англия разорвала с нами дипломатические отношения, ибо не пожелала признать Россию империей, коей объявил ее Петр Великий. Это тебе ведомо?
— Да, государь, — кивнул Миних.
— Так и думал, но слушай дальше. Недавно там все-таки решили нас признать, и неделю назад в Москву прибыл английский посол с целью восстановления дипломатических отношений. Документ, сие подтверждающий, будет подписан Верховным Тайным Советом. Или уже подписан, точно не знаю. Тебе, как председателю Совета, об этом что-нибудь известно?
— Нет, государь, — хмуро покачал головой Миних.
— И меня, как императора, тоже не озаботились известить, я об этом сам узнал, причем случайно. Что делать будем?
— Когда соберешься в Москву, возьми с собой меня да половину морского батальона. Повесим их прилюдно, под барабанный бой. В батальоне том барабанщик есть, с коим ни один что в Семеновском, что в Преображенском полку не сравнится. А веревки хорошие я с собой захвачу, чтобы их в Москве не искать. И мыло французское, мне тут недавно его с оказией прислали. Послу же надо отправить письмо, где пояснить, что без наших с тобой подписей все его бумаги будут филькиной грамотой.
— По первому пункту я в общем-то согласен, хотя и тут есть нюансы. По-моему, сразу повесить надо кого-нибудь одного, самого бедного, а остальные пускай сначала деньгами поделятся. У них же небось как у Меншикова — половина по иностранным банкам распихана. И зачем на них хорошее мыло изводить? Жалко ведь. Писать же письмо послу я почитаю излишним.
— Почему, государь?
— По двум причинам. Первая состоит в том, что у нас появляется возможность в любой момент объявить дипломатические отношения недействительными, если в том вдруг возникнет надобность. А не возникнет, так и не объявлять. Вторая причина мне представляется еще более значимой. Ведь что хотел показать Совет своим поведением? Что император никакой власти не имеет, он здесь до совершеннолетия вообще никто. И что Миних — никакой не председатель, а шут гороховый, мнение которого значения не имеет. Вот пусть англичане до поры до времени так и думают! Ничего, кроме пользы, я в том не вижу.
В начале следующего дня Сергей в кои то веки раз получил возможность убедиться, что утро вечера мудренее. Хотя, конечно, это смотря какое утро. Например, то, когда он выехал из Москвы, под данную поговорку никак не подходило. Собрался, блин. Почти ничего не забыл, кроме разве что самого главного. Ведь знал же, что с бабкой придется переписываться! Но почему-то даже ухом не повел. А ведь попади курьер, что вез вчерашнее письмо с приложением на двух листах, в чужие руки, и все. Любая собака могла узнать, кто есть на самом деле бабушка Настя при особе императора. И ее внучка при цесаревне за компанию. Ну не дебил ли он после этого?
Может, еще и не совсем, успокоил себя Новицкий. Ведь спохватился же почти вовремя! И, значит, надо прямо сейчас садиться и разрабатывать шифр для переписки.
Жалко, что в Центре ему не преподавали шифровальное дело. Но программа и так была очень насыщенной, сроки на ее усвоение выделялись небольшие, а после решения, чье именно место займет в восемнадцатом веке Сергей, в нее добавились еще несколько предметов. Поэтому приходилось основываться на знаниях, приобретенных помимо учебных программ. Было их не так чтобы много, а если честно — то совсем мало, и все они были почерпнуты из рассказа Конан-Дойля о пляшущих человечках. Ладно, для здешних времен сойдет, подумал молодой человек и приступил к анализу.
Итак, почему Шерлоку Холмсу удалось так легко расколоть тот шифр? Одной из причин явно были пробелы между словами. Например, если очередное письмо начинается со слова из четырех букв, в котором первая и последняя одинаковые, а тетку, вокруг которой вертится все действие, зовут Илси, то можно предположить, что это обращение к ней. И, значит, известны уже три буквы, ну и так далее. Итого первый вывод — пробелы надо убрать. Не писать слова неразрывно, а сделать отдельного человечка, обозначающего тот самый пробел — как на клавиатуре.
Да, но причина раскрытия шифра была не только в разделении слов. Холмс подсчитал, какие человечки встречаются чаще всего, и предположил, что это самые ходовые буквы. Так ведь их немного! И, значит, каждая из них пусть обозначается двумя фигурками, а шифровальщик пусть применяет их по очереди.
