— А когда вы проиграете, — говорил алхимик, — то уберетесь из Эдирне восвояси и более не вернетесь сюда никогда! Иначе вас постигнет жестокая смерть! Хотя… что я говорю! Влад разорвет вас, он выпьет вас до капли!
— Сомневаюсь, — усмехнулся фра Бернардо.
— И напрасно! — воскликнул окончательно разъярившийся перс. — Потому что у вас нет защитного амулета, а у меня есть!
— Амулетов, защищающих от кровопийц, не существует, — отмахнулся монах.
— Скажите лучше: вы не знаете об их существовании! — рявкнул Синбэд. — Между тем вот эта штука, — его рука нырнула в карман, — делает упырей кроткими, как овечки!
Фра Бернардо подался вперед, жадно уставившись на лежащий в ладони алхимика предмет. Это была серебряная пиявка в полпальца длиной. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: предмет этот был сродни крысе и дракону.
— Откуда у вас это? — срывающимся от волнения голосом спросил францисканец.
— А вам-то что? — подозрительно прищурился Синбэд. — Ну, скажем, я нашел ее в подземелье разрушенной башни далеко на востоке…
— Она была там одна?
— А! — Перс довольно захохотал и поднял испачканный чем-то желтым палец. — Вы тоже знаете о магических серебряных фигурках? Может быть, даже владеете одной из них, а?
Фра Бернардо сделал скорбное лицо.
— Наша религия запрещает нам пользоваться дьявольскими амулетами… Значит, все ваше волшебство на самом деле…
— Нет! — крикнул, вновь рассердившись, перс. — Моя магия — это многие годы тяжелого учения, тысячи экспериментов, упорный труд! А фигурки лишь помогают…
— Все-таки у вас есть и другие амулеты, — заметил довольный монах.
— Шпион, — с отвращением проговорил Синбэд, убирая пиявку в карман. — Убирайтесь отсюда! Все равно вы больше ничего не узнаете! Эй, Мехрдад! Проводи его к выходу и выставь за ворота! Если будет по пути совать нос куда не следует — убей!
Раздался едва слышный топоток, и карлик возник справа от монаха. Дернул его за рукав, скорчив противную гримасу.
— Вы не уточнили, в который день состоится наше состязание, — напомнил францисканец, брезгливо оттолкнув карлика и поднимаясь с ковра.
— Вас известят. Я знаю, на каком постоялом дворе вы остановились.
Синбэд замолчал и не произнес ни слова, когда монах в сопровождении Мехрдада вышел из комнаты.
Карлик переваливался впереди, проводя фра Бернардо по длинным анфиладам, темным комнатам без окон. Затем вывел к спиральной лестнице с укрепленными на стенах факелами, по которой они спустились. У дверей их встретили двое янычар — видимо, те самые «живые покойники», о которых ходило столько слухов. Они и впрямь выглядели восставшими мертвецами, с восковыми лицами, неподвижные, и даже грудь их, казалось, не вздымалась для дыхания. Однако по знаку карлика они зашевелились и быстро отперли дверь, приведя в действие некий сложный механизм, скрытый за деревянной ширмой. Дверь, окованная металлическими полосами, со скрежетом и постукиванием ушла вверх. Карлик пнул монаха ногой в лодыжку, намекая, чтобы тот убирался.
— Поаккуратнее, мелкое исчадие ада, — цыкнул на него францисканец.
Карлик что-то злобно пробормотал в ответ, но монах не понял ни слова.
По дорожке, петлявшей среди деревьев и розовых кустов, усыпанных цветами, Мехрдад провел его к калитке, которую охраняли такие же безмолвные и недвижные янычары. Калитка открывалась уже обыкновенно, с замком и засовом. Снаружи её стерегли обычные воины, которые были чрезвычайно удивлены появлением европейца, вышедшего оттуда, куда он не входил. Когда калитка захлопнулись, командир охраны с решительным видом двинулся к фра Бернардо, но тут же остановился и сказал:
— Ты, верно, тот чужеземец, что получил от великого султана право ходить везде и всюду?
— Именно, — согласился монах. — Рад, что великий султан донес свое распоряжение до всех своих достойных воинов.
— Но как ты попал внутрь?! — изумленно спросил турок. — Или ты тоже колдун?
— И еще, какой сильный! — ответил фра Бернардо, поклонился и пошел прочь. Он устал и очень хотел спать. А еще он совершенно не представлял, как доставить крысу несчастному княжичу. Но проигрывать поединок он точно не хотел.
К тому же теперь он знал, что может получить в случае выигрыша. Если он привезет в Ватикан пиявку, папа осыплет своего верного посланника милостями, которым позавидует любой кардинал.
Но, положа руку на сердце, дело было вовсе не в милостях.
Просто фра Бернардо привык выполнять все поручения.
5
Фра Бернардо знал, что во время родов своего третьего сына султан Мурад читал Коран. Лишь только он добрался до суры победы — стихов, предсказывающих победу над неверными, — как гонец принес ему весть о появлении на свет сына. Его и назвали Мехмедом. Однако оба единокровных брата Мехмеда были старше его, и мальчик никогда не являлся любимцем отца. Его шансы стать султаном весьма зыбки, в том числе и оттого, что мать Мехмеда родом из Сербии и являлась христианкой. Возможно, именно поэтому по характеру Мехмед оказался совершенно несхож со своим отцом.
Первые годы жизни Мехмед провел в дворцовом гареме Эдирне, однако в возрасте двух лет его послали в Амасию, главный город Анатолии, где он мог сделать первые шаги на пути к образованию. В то же время старший из его единокровных братьев, двенадцатилетний Ахмед, стал правителем Амасии, но спустя несколько лет внезапно умер. Шесть лет спустя, когда правителем был другой единокровный брат Мехмеда, Али, в Амасию приехал знатный паша Кара-Хизир, который проник ночью во дворец и задушил несчастного Али прямо в его постели. По чьему повелению Кара-Хизир это сделал, он так и не признался.
Мехмед остался единственным наследником, и у султана не было иного выбора, кроме как призвать сына в Эдирне. Однако Мурад буквально пришел в ужас, вновь увидев сына: тот был упрямым и своевольным, не желал повиноваться своим наставникам, не давая себя наказывать и не изучая Коран.
Мурад призвал знаменитого муллу Ахмеда Гурани, поручив ему привести юного принца к повиновению. С палкой в руке мулла отправился к наследнику.
— Твой отец, — сказал он, — послал меня заняться твоим обучением. Но если ты не будешь слушаться, я тебя накажу.
Мехмед громко расхохотался в ответ на угрозу, но мулла задал ему такую трепку, что тот сразу взялся за книги. Особенно мальчик преуспел в постижении языков — он знал турецкий, персидский и арабский и вдобавок умел говорить по-гречески, на славянском диалекте и немного по-латыни, а также увлекался историей и географией, инженерным делом и литературой. Все это позволяло надеяться, что он станет выдающейся личностью.
