– Нам нужно поговорить, граф! – буркнул генерал, встав передо мной.
А глаза-то горят, ноздри тонкого носа с легкой горбинкой трепещут.
– Слушаю, ваше превосходительство! – поклонился я.
– Анна Алексеевна обещала мне мазурку, – хмуро сказал он. – Вместо того направилась к вам и имела продолжительную беседу. Я требую объяснений!
– Нет ничего проще, ваше превосходительство, – вновь поклонился я. – Мы говорили о вас.
– Обо мне? – изумился он. – Почему?
– Графиня Орлова-Чесменская выделяет вас среди прочих поклонников. Спрашивала моего совета.
– И что вы ответили? – насторожился он.
– Охарактеризовал вас самым лестным образом.
– Благодарю, – удивленно сказал он и задумался. – Но почему графиня спрашивала совета у вас?
– Анна Алексеевна числит меня своим другом.
– Не знал, – покачал он головой. – И давно вы знакомы?
– С августа прошлого года. Мы с лейб-хирургом государя Виллие путешествовали в Петербург. По пути присоединились к поезду графини Орловой-Чесменской. Долгая дорога скучна, и Анна Алексеевна предложила мне развлечься верховой прогулкой. Вышло так, что мы выскочили на разбойников из беглых новобранцев. Те имели намерения ограбить и убить нас обоих. У меня при себе имелись пистолеты и шпага. Я застрелил трех мизераблей, остальные сбежали.
– Желал бы я быть на вашем месте! – воскликнул генерал.
– После этого случая Анна Алексеевна прониклась ко мне приязнью, – продолжил я. – Кроме этого мне удалось избавить ее от головных болей – ведь я лекарь по образованию. Думаю, нет резона объяснять, что между лекарем и пациентом часто возникают добрые отношения. Графиня одарила меня своим доверием, чему я рад. К тому же у кого спрашивать совета, как не у женатого человека, – закончил я с улыбкой.
– Прошу извинить меня, ваше сиятельство, – сказал Милорадович. – Я был непозволительно резок. Не будьте строги к влюбленному. Посоветуйте – что мне сделать, чтобы Анна Алексеевна приняла мое предложение? Она уже многих отвергла. Не хочу оказаться в их числе.
– А вы первым делом заявите, что не претендуете на ее состояние. Что вам нужна только она, и ничего более. Поклянитесь в том.
Он удивленно посмотрел на меня. Дескать, а приданое как же?
– Видите ли, ваше превосходительство… – начал я.
– Без чинов, Платон Сергеевич! – перебил он. – Для вас я Михаил Андреевич.
– Благодарю, – кивнул я. – Дело в том, Михаил Андреевич, что в каждом соискателе своей руки Анна Алексеевна видит претендента на ее состояние. Ее можно понять – графиня баснословно богата. Как любой женщине, ей хочется любви, а не корыстных поползновений. Вот и уверьте ее в обратном.
– Но… – было начать он, но я перебил:
– Взамен она назначит вам приличествующее содержание.
– Это как-то… – замялся он. – Жить на содержании у жены…
Можно подумать ты не об этом мечтал.
– Десять тысяч рублей в год вас устроит?
– Сколько? – потрясенно спросил он.
Ну, да, для Милорадовича это невероятные деньги. Почти в десять раз выше его генеральского жалованья.
– Вы не ослышались, Михаил Андреевич. Я назвал эту сумму Анне Алексеевне, и она согласилась. Но это для начала. У графини добрая и щедрая душа. Как только она убедится в искренности ваших чувств, увидит, что других женщин для вас не существует, – последние слова я выделил интонацией и увидел, как лицо Милорадовича поскучнело, – ждите большего.
– Благодарю, Платон Сергеевич! – генерал горячо потряс мне руку. – Извините, но оставлю вас.
Он устремился к танцующим парам. Я проводил его взглядом. Как низко ты пал, Платон! Вот уже стал сводником. Что еще ждет меня при дворе?
[1] Не венчают в Двунадесятые и престольные праздники, в посты, во вторник и четверг, потому что брачная ночь придется на постные дни и т. д.
[2] Наполеондор – французская золотая монета 900-й пробы достоинством в 20 франков. Общий вес – 6,45 грамма, содержание золота – 5,8 грамма.
[3] Для примера. У матери декабриста Кондратия Рылеева было пятеро сыновей, из них четверо умерли в детском возрасте от дифтерита. Кондратий чудесным образом выжил – для того, впрочем, чтобы закончить жизнь на виселице.
[4] То есть клуб.
[5] Йорк Людвиг, генерал-лейтенант Прусской армии, сражавшийся на стороне французов под Ригой. Его корпус был окружен русскими войсками под командованием Дибича, который заключил с Йорком соглашение о нейтралитете. Впоследствии Йорк умело сражался против Наполеона.
[6] Фридрих Вильгельм III – король Пруссии. Восхищался Александром I, но был чрезвычайно нерешительным в политике.
[7] Измененная цитата из фильма «Место встречи изменить нельзя».
Глава 16
Если полководцем Александр I был никаким, то в государственных интригах разбирался блестяще. Операцию с Польшей он провернул ловко. Для начала собрал бывшее правительство Герцогства Варшавского и объявил свою волю: польскому государству не бывать, а его земли отходят Пруссии – те их них, что до 1807 года этому государству и принадлежали.
Ответом шляхты стало восстание. Сразу в нескольких городах бывшего герцогства случились разрозненные, но отчаянные нападения на русские гарнизоны. Возглавляли отряды инсургентов бывшие офицеры армии Наполеона – те самые, кого «светлые» головы в окружении царя предлагали взять на русскую службу. Успеха восстание не имело. Во-первых, отряды были малочисленными, во-вторых, нападения ждали – Багратион дал войскам соответствующий приказ. Бунт подавили быстро и жестко. Уцелевших главарей повесили, сошек помельче отправили по этапу во глубину сибирских руд. После чего царь собрал магнатерию и со скорбным выражением лица объявил, что глубоко разочарован неблагодарностью польской знати. Он, де, проявил доброту и великодушие, приказав армии не чинить насилия и грабежей на территории бывшего герцогства, не желая уподобляться полякам, которые творили бесчинства на русских землях. И что же? Ответом стал подлый удар из-за угла. Погибли русские солдаты и офицеры. А раз так, то имущество организаторов и вдохновителей мятежа – во вдохновители записали всех магнатов – будет конфисковано в пользу пострадавшей стороны, то есть Российской империи.
В поместья и дома знати отправились специальные команды, которые вывезли оттуда все ценное, оставив голые стены. Забирали провиант, скот – все, до чего дотянулись. А вот крестьян и их небогатый скарб не тронули. Во-первых, брать почти нечего, во-вторых, зачем? Специальным указом царь объявил, что православный люд или тот, кто готов перейти в православие, может переселиться в Россию. Желающие получат в собственность землю – по десятине[1] на члена семьи, волю, освобождение от податей на 10 лет и по пять рублей подъемных. Безлошадным дадут коня, совсем скудным – корову, заодно окажут помощь в переезде.
Указ всколыхнул польских крестьян. Как ни плохи были отдельные русские помещики, но в сравнении с панами они выглядели ангелами. Шляхта к «хлопам» относились хуже, чем к скоту. А тут земля и воля! Пусть в другом государстве, но не в немецком же! Язык близок, бог один, а креститься справа налево или наоборот, щепотью или ладонью – дело десятое. Что на латинском языке мессу слушать, что на церковно-славянском обедню – без разницы. В специально открытые вербовочные пункты повалил народ. Организовать переселение царь поручил генерал-интенданту русской армии Канкрину, и Егор Францевич блестяще справился с задачей. Крестьян предполагалось селить на белорусских землях в конфискованных имениях польских магнатов. Многие из них поддержали Наполеона, ну, и расстались с собственностью. Война не пощадила их поместья, крестьяне большей частью умерли от голода и болезней. Александр не страдал благотворительностью: эти земли перешли в собственность монаршей семьи, так что облагодетельствовал он прежде всего самого себя. Деньги для выплаты подъемных, лошади и другой скот брались из конфиската. Все сделали грамотно. Весной к новому месту жительства отправились мужчины. Их задачей было вспахать и засеять свободные земли. Пусть яровыми – они менее урожайные, чем озимые, но зато весь хлеб останется крестьянам – подати платить-то не нужно. Подтянувшиеся семьи засадят огороды – голодать не будут. Переселенцев заселяли в опустевшие избы; там, где их не хватало, отрывали землянки. Перебьются по первости, далее отстроятся. Местным властям было велено всячески в том помогать, в частности, выделить строевой лес.
