Санкт-Петербурга двадцать первого века, растерянно озираясь и вызывая недоумение у прохожих своим костюмом столетней давности. Наверное, такое же ощущение возникло бы в современном Петербурге, окажись здесь кто-то, наряженный по моде времен Александра Благословленного…
— Хозяин, — к Суворину робко обратилась служанка, — Господин велел передать…
Она протягивала тяжелый портфель желтой свиной кожи.
— Какой господин? — очнулся старик от своих размышлений.
— Да тот, которого ищут.
Лазаревич?!
Суворин буквально вырвал портфель из рук служанки, с трудом открыт тугой замок, заглянул в нутро…
Пачка бумаги, исписанная, вернее, кхм, испечатанная. Да, Лазаревич что-то говорил о том, что так и не привык к письму пером… Сверху, на бумагах, лежал сложенный вчетверо листок.
Печатные буквы, русский язык, но нет ятей и еров в конце слов, отчего кажется, что писал малограмотный… Но содержание письма никак не вязалось с возможной малограмотностью автора.
«Алексей Сергеевич! Если вы читаете эти строки — значит, я так и не смог встретиться с вами и вашими коллегами и рассказать о том, что нас всех ждет в будущем. С самого утра я чувствую зов грядущего, которое призывает меня обратно, в мое время. Не знаю, как это будет выглядеть, возможно, я исчезну в яркой вспышке света или же просто тихо растаю в воздухе, но я опасаюсь, что до встречи с вами не дотяну, последовав за своей семьей. Однако, как бы то ни было, не считаю себя вправе заставлять вас выглядеть лжецом или пустым шутником перед теми, кого вы позвали, поэтому передаю вам бумаги, в которых изложена история России и мира на ближайшие сто лет. Надеюсь, что эти сведения, особенно те, что рассказывают о грядущих мировых войнах, будут доведены вами до сведения общественности, ибо, по моему глубокому убеждению, каковое я неоднократно вам высказывал, изменить ход истории одному человеку не под силу. Только народ, истинный творец истории, способен на это. Искренне ваш — Р.А. Лазаревич».
И короткая подпись шалашиком.
Суворин растерянно посмотрел на бумаги, которые могли изменить судьбу всего мира, и почувствовал, как его руки задрожали, а сердце, кажется, начало забывать, как биться…
«Куда, проклятое! Ишь чего удумало, останавливаться! Нет, пока все, что должно, не сделаем — умирать нам рано!».
Старик крякнул, защелкнул замки портфеля и шагнул к залу, в котором негодовали журналисты. Конечно, убедить их, что эти бумаги написал не он сам или какой-нибудь сумасшедший — будет сложновато. Без живого пришельца-то. Но, с другой стороны: даже предъяви он публике Лазаревича — что это докажет? Он с виду — обычный человек, рогов на нем не растет, и щупальца тоже отсутствуют. Даже костюм — и тот самый обыкновенный, и борода на модный фасон подстрижена. Так что сам по себе Лазаревич — не доказательство. А вот его устройство…
И сердце Суворина чуть было не остановилось второй раз.
А что, если… Если устройство последовало за своим хозяином? И в ящике стола — ничего нет?
Старик, забыв о больных ногах, зашагал, почти побежал к кабинету.
— Господин Суворин! — обратился к нему главный из агентов, молодой, да ранний, — Мы закончили поиски, опросили свидетелей, ваш гость… так и не найден.
Агент выглядел бледным, как будто найти пропавшего для него было личным делом.
— Как вы вообще узнали, что он сегодня будет здесь? — проворчал Суворин.
— Вы об этом в газете написали, — хмыкнул агент.
— Не знал, что охранка интересуется путешествиями во времени.
— Мы всем интересуемся. Мало ли — найдется какой террорист, отправится в прошлое, да и застрелит, скажем, императора Петра из винтовки.
— Как Распутина?
Агент нервно дернулся:
— Да… Как Распутина. И что тогда? Вся империя насмарку.
— Вам бы все шутки шутить.
— Да какие уж тут шутки… Сведения о том, что в будущем произойдет, да из достоверных рук, да с точным описанием, с именами и датами, а не как у авгуров древности…
В этот момент агент осекся и в очередной раз побледнел, так что, кажется, сравнялся цветом лица с беленой стеной. А Суворин испытал детское желание спрятать портфель за спину. Уж очень точно агент описал его содержимое, как будто сквозь свиную кожу глядел. Что значит — охранка…
* * *
Над Петербургом стоял неумолчный грохот, оглушительный, но не слышимый никому, кроме Юрия Андронова, агента Отделения по охранению общественного порядка и безопасности.
Это рушилась его карьера.
Вначале исчез проклятый Лазаревич. Как будто черти унесли. Что ему стоило провалиться в преисподнюю за день до того, как ему стукнуло в голову податься к Суворину? Как бы сейчас все прекрасно складывалось — у них с отцом сведения о будущем, а начальство Отделения о всяких пришельцах ни сном, ни духом.
Так ведь нет!
Газетчики узнали о будущем и не удержались о того, чтобы не растрезвонить об этом всему свету. Разумеется, фон Коттену тоже, кровь из носу, понадобился этот пришелец. И он, Андронов, вроде бы сумел угодить начальству, показав себя ловким и хватким сотрудником, который, не побоясь показаться смешным, установил слежку за подозрительным «американцем». Михаил Фридрихович даже упомянул о необходимом каждому агенту чутье, каковое, по его словам, у Андронова оказалось развито на зависть любому.
И вот он, обласканный начальством, летит в Эртелев переулок… и чертов Лазаревич исчезает прямо у него под носом! И все усилия его разыскать — или хотя бы понять, как он это сделал — пошли прахом. Да, в ходе допроса нанятых Лазаревичем охранников в дурацких плащах, он смог найти того, кто видел пришельца последним? А что толку? Охранники, как специально, наняты буквально сегодня, друг друга в лицо не знают, путаются, кто за кем и куда проходил — не помнят…
И это бы полбеды!
Проклятый Лазаревич, как будто чувствуя, что скоро окажется в тартарарах, передал бумаги с данными о будущем Суворину! А тот, естественно, не стал их прятать в чулан, чтобы на старости лет изобразить пророка — дождался, пока он, Андронов, уйдет из его дома, и все, что будет дальше в двадцатом веке, зачитал собравшимся!
Всё!
ТАКОГО промаха начальство не простило. Ему уже высказано неудовольствие и дан прямой и недвусмысленный намек, что если Лазаревич не будет найдет вот прямо сегодня — и всем плевать, что «вот прямо сегодня» закончится через два часа — то жандармский пункт станет венцом его карьеры.
Ну и где, спрашивается, этого Лазаревича искать?! Если он как сквозь землю провалился! Не мог же он через стены пройти!
Андронов, злобно шагавший по улицам, озаренным призрачным светом белой ночи, неожиданно остановился, пораженный внезапной мыслью.
Не мог пройти сквозь стену… Или… Мог?
У них там, в будущем, множество хитрых штук придумано, кто его знает, может, и