устроив чуть ли не истерику, но, вроде бы причина этого требования выглядела логичной: нарядить охранников в одинаковую одежду, самому надеть такую же — и тот, кто захочет подстрелить тебя из духового ружья, потеряет свою мишень. Конечно, духовое ружье в руках убийцы представляется несколько опереточным… если забыть о судьбе Григория Ефимовича Распутина. Которого именно из такого ружья не так давно и застрелили.
Нет, предусмотрительность Лазаревич выглядела логичной… вчера. А сегодня он заявился в плаще, да, но — светло-песочного цвета и среди своих охранников выделялся, как белая ворона. Может, забыл, конечно… Вон он, какой-то сам не свой — размахивает руками, что-то объясняет наемникам… Одного, кажется, гонит прочь… Ну да — в руках Лазаревича мелькнула розовая бумажка и одна из фигур в шляпе понуро зашагала прочь. Остановился, что-то спрашивает… А, наверное, возвращать ли плащ. Нет, плащ Лазаревичу не нужен, досадливо машет рукой… В другой руке — какой-то тяжелый портфель. Что, интересно в нем? Свое устройство из будущего он оставил здесь вчера на хранение. Впрочем, что тут думать — через пять минут все выяснится.
Ну, вот — выстроил в колонну, входят в дом.
Суворин отвернулся от окна и отправился в зал, где сидели журналисты из всех газет столицы, каких он смог собрать. Несколько десятков человек через пять минут встретят человека из будущего.
Через пять минут.
* * *
Отряд в почти полном составе — одного охранника наниматель прогнал прочь за легкий запах хмельного, отчего еще двое перестали дышать, но пронесло, не почувствовал — грохотал сапогами по коридорам дома Суворина. Как ни старайся, а если быстрым шагом идет десяток человек, без шума не обойтись.
Дверь… Коридор… Дверь…
— Стоп!
Наниматель поднял руку, отряд остановился в небольшом тамбуре.
— Так, — наниматель поставил у ног портфель и заговорил короткими рублеными фразами, потирая руки, как будто вернулся с мороза, — Половина — туда. Стоять у двери. Охранять вход. Вторая — туда. Войти в зал. Стоять у двери. Ждать моего выхода.
Охранники качнулись и никуда не пошли. Потому что — а кому куда?
Наниматель поморщился:
— Сейчас поделю. Ты — он ткнул пальцев в одного из коричневой массы, — налево…
Охранник кивнул и шагнул к двери, что вела к залу для гостей.
— Погодь, — он поднял портфель, — отдай господину Суворину.
Понятливый охранник исчез за дверью.
— Ты — направо.
Второй охранник отправился в другую сторону, к двери в начале коридора. В чем смысл такого деления — никто не понял, но — хозяин-барин. Он деньги платит, ему виднее.
— Ты — налево… Ты — тоже налево… Ты — направо… Ты — налево… Ты направо… И ты направо… Ты — налево.
Последний охранник в коричневом плаще и шляпе только-только успел присоединиться к четверке остальных, ожидающих его у коридорной двери, как эта самая дверь распахнулась.
— Не велено! — рявкнули охранники, загородив проход перед влетевшим в коридор молодым человеком в серо-зеленом костюме несколько горохового оттенка.
— Охранное отделение! Пропустить!
Андронов-младший, совсем недавно имевший неприятный разговор лично с фон Коттеном, рвался за пришельцем из будущего. Да, начальство не то, чтобы поверило, но решило, что даже небольшой шанс на то, что «инженер из Америки» обладает знаниями, потенциально могущими стать опасными, если окажутся достоянием общественности — это уже неоправданный риск. Правда, Андронов удостоился и похвалы, за то, что все же поставил слежку за Лазаревичем, отчего скрыться тот не сможет ни за что.
От умельцев Евстратия Павловича не скроешься.
Какие-то личности в одинаковых — и одинаково дурацких — плащах смущенно затоптались и расступились, освобождая проход в коридор.
— Где Лазаревич?
— Там, — указал один из «близнецов» на дверь дальше по коридору.
Андронов быстро прошел, почти пробежал до нее, рванул ручку…
Тамбур. Пустой. Никого.
Следующая дверь.
Коридор. Пустой. Никого.
Андронов распахнул и ее — и снова наткнулся на те же самые плащи, которые уже начали его бесить.
— Не велено!
— Охранное отделение! Где Лазаревич?
Большой стол, за которым сидят люди. Цвет российской журналистики. С одинаковым недоумением на лицах.
— Еще не пришел. Ждем, — недовольно произнес старик с длинной белой бородой, Суворин, хозяин дома.
Андронов резко обернулся, как будто мог пробежать мимо стоящего у стены Лазаревича. Не мог, конечно. Совершенно пустой коридор, дверей в помещения нет, окна заперты.
Или он ухитрился исчезнуть из комнаты, из которой было только два выхода и оба — под наблюдением, или кто-то врет.
Или… Или он отправился вслед за женой и дочкой. В свое родное будущее.
Следующий час дом Суворина стоял на ушах. Потому что Лазаревич все-таки исчез. Растворился в воздухе, чуть ли не на глазах десятка человек. Вошел в коридор — и не вышел оттуда.
Андронову от тягостного осознания самого огромного провала в истории Охранного отделения — да что там, в истории провалов — даже показалось, что проклятый «американец» попросту переоделся в одного из своих охранников и сейчас стоит, смеется над ним. Но нет — лица у всех десяти были абсолютно незнакомыми.
Лазаревич исчез. Не оставив ни следа. Даже запаха серы, хотя бы для приличия.
Глава 48
Скандал получился первостатейный. Шутка ли — собрать цвет российской журналистики, самые, так сказать, сливки, пообещать им встречу с пришельцем из будущего — а потом развести руками и сказать, что сей пришелец таинственным образом исчез из пустого коридора.
Шум стоял такой, как будто Суворин самолично вытащил у каждого приглашенного кошелек, а у некоторых еще и шубы украл. Решить, что объявление о пришельце было всего лишь изощренным розыгрышем — да, ранее издатель в таковых не был замечен, но под старость многие начинают… ээ… чудить — мешали только сопутствующие обстоятельства, в лице агентов охранки, которые определенно не считали произошедшее чьей-то шуткой. Охранка это, знаете ли, такая контора, которая шуток не любит. И, несмотря на это, ее обвели вокруг пальца.
Пришелец из будущего, известный как Руслан Аркадьевич Лазаревич — и уже само это сочетание фамилии, имени и отчества начало многим казаться каким-то нездешним — пропал надежнее, чем швед под Полтавой. От шведа, по крайней мере, остались трофейные знамена и пушки, шпаги и барабаны, королевский кабинет и войсковая казна, треуголка Карла Двенадцатого и семь запорожских перначей… От Лазаревича не осталось буквально ничего.
Глядя, как агенты принялись простукивать стены в коридоре, Суворин понял, что это от безнадежности. А ведь Лазаревич говорил, говорил, что после исчезновения своей семьи он может исчезнуть следом. Но тогда его слова воспринимались как опасение за свою жизнь, сейчас же начинало казаться, что он имел в виду непознанные законы времени, в силу которых любой, провалившийся в прошлое, неминуемо будет возвращен обратно. Возможно, как раз сейчас Лазаревич стоит посреди
