наскипидаренные, начали выскакивать ратьеры, сразу же поворачивая коней направо и налево, к уже изготовившимся флангам. Мы неоднократно отрабатывали подобные манёвры на учениях. Фланги тут же разрядили строй, вбирая в себя пышущих паром лошадей. Вот, наконец, последний ратьер проскакал в специально образованный коридор, с помощью горна прозвучала команда, и строй тут же сомкнулся.
Не прошло и минуты, как на поляну стали въезжать конные дружинники минчан. Обнаружив наших выстроившихся бойцов, они тут же притормаживали своих коней, внимательно принявшись всё вокруг разглядывать. Пушки на флангах увидеть было проблематично, так как они располагались прямо за строем пехоты, который их полностью скрывал, а мой центр вообще был лишён артиллерии. Вот парочка конных отвернула назад и поскакала, наверное, к своему начальству в основной отряд.
Установилось затишье: мы рассматривали минчан, а они – нас. Через несколько минут стали прибывать снявшиеся с лагеря основные силы, сразу выстраиваясь в некое подобие строя, при этом выдвигаясь вперёд. Похоже, местный князь принял решение нас атаковать – спасибо тебе за это, мой милый друг! Это обстоятельство играло нам на руку, ещё более упрощало нашу задачу.
Три сотни минской конницы – княжих дружинников и боярских отроков, выстроившись в несколько рядов, – медленно начали разгонять лошадей прямо на мой центр.
– Сигнал готовности флангам и засаде! – скомандовал я окружающим меня вестовым. Через десять секунд в небо взмыли две ракеты.
Тем временем, как ракеты ещё только взмывали в воздух, конница врага вдруг резко изменила направление своей атаки, развернув ещё не разогнавшихся коней резко налево, к моему правому флангу.
– Бл…дь! – и множество других матерных слов вырвалось не только у меня, бранный ропот пронёсся по всему центральному батальону.
Дело в том, что рушился весь план этого боя. Позиции перед центральным батальоном были в шахматном порядке заминированы пороховыми минами нажимного действия. А по нарвавшемуся на мины противнику должны были открыть продольный артиллерийский огонь оба фланга. Но, увы, этого не случилось! Минский князь Глеб Владимирович, если судить по мелькающему золоченому доспеху, видать, отличается нестандартным мышлением, раз задумал такой трюк. Однако его тоже ждал сюрприз. Пикинерские шеренги флангов, повинуясь командам своих командиров, сделали несколько шагов назад, внезапно ощетинившись дулами орудий. Этот манёвр вызвал некоторое замешательство в передних рядах атакующих, многие стали притормаживать своих коней, судя по всему, они уже успели наслушаться примечательных историй о моих пушках.
В застопорившейся конной толпе раздались какие-то крики, звуки труб, и дружинники всё же продолжили движение. И в этот момент по вражеской коннице открыл огонь разрывными шрапнельными гранатами оставшийся не у дел левофланговый батальон, а затем к орудийной пальбе подключился и атакуемый правый фланг, засыпав врага ближней картечью.
Сначала над конницей врага распустились дымные облака картечных гранат. Вслед за расцветшими дымовыми бутонами, словно прошлогодняя листва, посыпались на землю тела людей и коней. А через несколько мгновений до моих ушей донёсся залп и визг картечи. Пороховой дым накрыл и спрятал от взоров оба фланга.
Пятикилограммовые картечные гранаты, попавшие и разорвавшиеся в конном строю противника, свалили с коней десятки всадников, ещё, наверное, столько же получили ранения, но остались пока сидеть в своих сёдлах. А залп картечи проредил передний ряд атакующих наполовину, уложив на землю лошадей вперемешку с людьми. Со стороны дружинников до нас долетел дикий вопль боли, ржание перепуганных лошадей и трёхэтажные проклятия в наш адрес.
Счастливчики, пережившие залп гранат и ближней картечи, вплотную приблизились к рубежу наиболее эффективной арбалетной стрельбы. Лучники же ещё раньше начали вести весьма болезненную для противника навесную стрельбу.
У врага опять возникла заминка, буквально на последних метрах перед целью. Первые шеренги пикинеров с лёгкость удерживали на дистанции всадников, лишившихся возможности осуществить свой излюбленный приём – таранный копейный удар, а стрелки в задних шеренгах тем временем продолжали нашпиговывать уцелевшую конницу стрелами и болтами.
Долго такое избиение продолжаться не могло. Враг дрогнул, нервы дружинников сдали, и кони, понукаемые наездниками, начали разворачиваться, и вскоре уже вся вражеская конница в дружном порыве улепётывала туда, откуда пришла. Их осталось немногим больше сотни, причём многие были ранены. Бегущих дружинников накрыло ещё одной серией взрывов, по второму разу отстрелялись двенадцатифунтовки шрапнельными гранатами. Из разрывов пороховых облаков к дороге кони вынесли лишь полсотни очумевших, с вылупленными из орбит глазами и раззявленными в крике ртами всадников.
Полусотня ратьеров, сработавшая ранее приманкой и во время скоротечного боя укрывшаяся за пешим строем, начала покидать свои позиции с целью преследования врага.
Знали бы минские дружинники, с кем на встречу они так спешат, то они, несомненно, поумерили бы свой пыл. Через десять минут из недр мрачной лесной дороги выехали довольные собой наши засадные ратьеры, объединившиеся с отрядом преследования. Всем всё стало понятно. Победа!!
– Действуем по плану. Тяжёлых раненых добить, а лёгких сначала допросим, потом решим, что делать. Оружие, доспехи собираем и относим в лагерь, здоровых коней – туда же, а остальных – на полевую кухню, – начал я раздавать распоряжения, как только в моём войске смолкли крики радости и счастья. Сам же я поехал на правый фланг, поздравить бойцов.
– Здорово, братцы! – кричу я ликующему по случаю моего приезда правофланговому батальону. – Задали вы жару минчанам! Молодцы! С нами Бог! Так держать! – кричал я, проезжая мимо праздновавших победу подразделений.
Наши потери убитыми составили девять человек, в том числе пятеро ратьеров. Почти все убитые появились в момент наибольшего сближения противоборствующих войск, когда дружинниками в ход были пущены стрелы и копья. Высокородное княжеское начальство в лице минского князя полегло от удачно разорвавшейся над ним картечной гранаты. Не буду скрывать, этому обстоятельству я был очень рад, оно автоматически снимало с меня всякий политес и прочие обязательства. На войне как на войне, не до сантиментов.
Наконец, после раннего ужина горнисты протрубили общий сбор, прямоугольниками выстроились батальоны. Ещё раз пришлось произнести пространную пылкую речь в духе «враг будет разбит, победа будет за нами». И мы бодрым шагом тронулись по направлению к Минску.
Вечером того же дня взгляду открылся освещаемый лучами заходящего солнца вечерний Минск, или Менеск, как его здесь называли, столица одноимённого княжества. И самое приятное, ворота детинца были гостеприимно открыты…
В Минск прибыл начальник Особой военной службы Никон, назначенной мной вместо неудачника Тырия. Это был молодой мужчина двадцати семи лет, довольно хлипкого телосложения, но не обделённый умом и, я бы даже сказал, проницательностью. Никон происходил из потомственных дворовых слуг, его отец Ждан всё ещё оставался
