выручал. Потому что теперешняя ситуация и впрямь могла повернуться не в лучшую для меня сторону. Ему, правда, тоже плюс — нашел человека, обладающего ценными для следствия сведениями. Так что можно вполне себе назвать наши «взаимовыручки» выгодным бартером, почему нет.
В отделении Литвинов оформил мои показания по всей форме. Долго и вычурно все заполнял. Само собой, это еще не означало, что теперь меня оставят в покое, но надо признаться, груз с моих плеч определенно свалился. Я даже и не подозревал, что так тяжело тащить на себе тайну знания о совершенных, да и совершаемых прямо сейчас преступлениях. Но все когда-то происходит в первый раз.
Каждый должен заниматься своим делом. Милиция — ловить и разоблачать преступников, а писатель — сочинять об этом детективные романы. Или сценарии писать… Может, прав Мякин, и мне в самом деле стоит следующей осенью поступить на сценарный факультет ВГИКа? Высшее образование, как таковое, не помешает, а сценарное — тем более! Раз уж я попал в киношный мир, нужно воспользоваться этим шансом. Тем более, я все-таки в этой жизни пока ПТУ-шник.
Я знал, что литераторы в СССР, кто поумнее, писали не только прозаические произведения, но и вполне себе драматические. Кстати, пьесы сочинялись так, чтобы их без труда можно было превратить в киносценарий. В итоге писатель мог получить денежки и за сценарий, и за пьесу, причем — за каждую постановку драматургу также капал процент, не такой уж маленький кстати. Тот же покойный Сивашов жил очень и очень недурственно со своих бездарных «колхозных» драм. И жил бы себе припеваючи до сих пор, не свяжись он с каталами из трегубовской банды. Ну да ладно, это его дела.
Расставшись с приятелем, который так внезапно для меня оказался инспектором уголовного розыска, я отправился прямиком домой. Не забыл купить по пути продукты, да повкуснее, насколько позволял ассортимент в магазинах. У нас не провинция, и выбор в магазинах был сносный, что не могло не радовать.
Потом схватил такси и доехал до дому. Из соседей дома был лишь Савелий Викторович. Он мне обрадовался, как родному. Не дожидаясь женской половины квартиры, мы с ним скромно поужинали.
Вернувшись к себе, я решительно уселся за рабочий стол, но не стал записывать очередной рассказ — завтра же куплю пишущую машинку и начну работать по-настоящему. А сегодня я решил набросать план будущего романа. Нет, не детективного. За него я сяду, когда буду знать, чем закончится вся это история с Трегубовым и Ко. С прошлой жизни у меня остался нереализованный замысел историко-приключенческого романа. Да такого, какого никто еще не писал, патриотически заточенного, но с огоньком. Эпоха меня интересовала давняя, Ивана Грозного, как, пожалуй, самого известного государя наряду с Петром Первым и Екатериной Великой, а в качестве прототипов персонажей я видел стрельцов из царского полка. Этакие красавцы в кафтанах, выглядящих ярко и нарядно. Вооружены огнестрельным и холодным оружием, которое включало самую настоящую шпагу (красиво можно завернуть, вроде — защищайтесь, сударь!), бердышами под пищаль и собственно пищалями.
Так вот, героем моего романа должен был стать молодой человек, дворянский отпрыск, который вслед за отцом пошел на службу к царю. Иван Васильевич, молодой царь, полный грандиозных замыслов, овеянный славой покорителя Казанского и Астраханского ханств, еще не носит прозвища Грозный, и до опричнины далеко. Дворянская молодежь новой России, которая медленно, но верно превращается в гигантскую империю, в восторге от самодержца и готова ради него пожертвовать жизнью.
Царю противостоит митрополит Макарий, который обладает собственной гвардией — митрополичьими стрельцами. Митрополиту этому не нравится, что царские стрельцы обласканы Иваном Васильевичем, и есть у него на то идейное обоснование. Глава церкви считает, что молодые дворяне, вкусившие вольности в военных походах и не слушающие людей почтенных, а также — святых отцов, могут сбить молодого царя с пути истинного, толкнув его в объятия еретиков. Поэтому он всячески мешает царским стрельцам, пытаясь их опорочить перед самодержцем.
Однако Макарий хитёр и не только кляузничает Ивану Васильевичу на его молодцов, но и натравливает на молодых дворян свою гвардию — митрополичьих стрельцов. Они ходят по кабакам и баням, где гуляют царские стрельцы, требуют от них прекратить блуд и разные непотребства, и идти в церковь, отмаливать грехи. Царские стрельцы подчиняться митрополичьим не желают и чуть что — хватаются за шпаги, которыми прекрасно владеют.
Повторять сюжет романа Дюма я, разумеется, не собирался. Да это было бы и невозможно. Правда, и совпадений с реальной историей у меня должно быть не меньше, чем у французского классика. Роман, под условным названием «Мушкетеры Ивана Грозного», мог бы получиться легким и увлекательным, и быть написан современным языком с минимумом архаических слов. Читатель не должен каждые полстраницы заглядывать в словарь или в сноску. Конечно, чтобы такое написать, мне придется прошерстить груду научной литературы, но ведь оно того стоит. Ого-го какая идея!
Я так увлекся разработкой сюжета, что не услышал, когда вернулись с работы Марианна Максимовна и Наденька. Вот в чем преимущество жизни в отдельной, а не в смежной комнате. Шаги, голоса в прихожей и коридоре работать мне теперь не мешали. Куда хуже было, когда за моей спиной все время сновала родственница.
Однако рано я радовался покою. Через некоторое время в дверь осторожненько постучали, а так как внутренние двери в нашей квартире отродясь не имели запоров, я крикнул: «Войдите!».
— Я не помешала? — спросила Надя, проскальзывая в комнату.
— Нет, — буркнул я.
Она уселась на диван в скромной позе пай-девочки.
— Я хочу спросить…
— Спрашивай!
— Когда мы сможем пойти на киностудию?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Когда меня снова вызовут на съемки…
— Значит — завтра?
— Почему — завтра?
— А вот — почему! — торжественно объявила она, протягивая бумажку, которую держала в руках.
Это оказалась телеграмма: «А. Т. КРАСНОВУ. ВАМ НАДЛЕЖИТ ПРИБЫТЬ ВТОРНИК 12.30. В ТОТ ЖЕ ПАВИЛЬОН».
— Та-ак, понятно… — пробормотал я. — А ты завтра не работаешь, что ли?..
Вот ведь лиса, подловила меня с этой телеграммой.
— Не-а, у меня завтра нет спектакля!
— В каком смысле — нет спектакля?
— Ну-у каждый костюмер обслуживает какой-то конкретный спектакль, и как раз завтра моих нет, — пояснила та.
— Я тебя понял… А в чем ты пойдешь на киностудию?
— Ну-у… подберу что-нибудь… — смутилась Надя.
— Нет, что-нибудь не годится! — решительно произнес я. —
