проговорил я. — Если деньги пойдут на пользу кому-либо, то это же классно!
— Бабки? На пользу? — покачал головой Гурыль. — Нет, брат, сколько я людей знаю — никому ещё бабки пользу не приносили. Как заработаешь их, так начнешь бояться, что украдут. В банк положишь, а ведь и банк обнести могут. Начнешь в дом вкладывать, аппаратуру покупать, украшения всякие… Тоже в гости могут заявиться те, у кого такого нет. Вот и боишься за заработанное, думаешь, что на хрен оно бы такое счастье упало. Жил потихонечку и никого не трогал, как все…
— Как все? — хмыкнул я в ответ. — Да не можем мы как все. Мы же другие.
— Другие, — вздохнул Ковальков. — Ну, раз ты так думаешь, то пришла пора тебе разочароваться, Сашок. Ты уж извини, если что не так.
После этих слов он взмахнул рукой, а в моей голове взорвалась Вселенная.
Сознание возвращалось толчками. Как будто проталкивалось сквозь туго натянутую ткань, прожималось беловатой влагой.
Самым первым пришло чувство осязания. Я ощутил, что лежу на жесткой поверхности, в правый бок впивается острый кирпичный клык, а слева что-то колет не менее острое. Пришедшее осязание принесло знание о том, что рядом находится прелая солома, а в воздухе витают ароматы навоза. Всё это амбре смешивалось с запахами гниющего дерева и мокрой глины.
Не самое приятное ароматическое сопровождение для пробуждения, скажу я вам. Прибавьте к этому ещё дикую головную боль и не желающие разлипаться глаза и примерно поймёте моё состояние.
Слух принес звуки голосов. Разговаривали неподалёку. Меня не стеснялись, а это могло означать только одно — говорившие не принимали меня за какую-то угрозу. А может быть уже списали со счетов и не обращали внимания на моё возможное пробуждение.
Ещё было слышно негромкое потрескивание, а налетевший ветерок принес запах дыма и жареного хлеба. Похоже, что кто-то решил развести костерок, чтобы дымком избавиться от вездесущего гнуса, а заодно и пожарить хлеб.
— Да уж, не скоро ещё в Юже забудут про ночной забег, — хохотнул голос человека, которого я слышал всего пару раз. — Пошумели мы нех…во!
Этот голос заставил меня насторожиться, поэтому я решил пока не двигаться и ничем не выдавать своего пробуждения. Речь шла о недавних событиях. И голос был именно того, из-за кого всё заварилось…
— Беспредельщики вы грёбаные, — буркнул голос человека, в котором я узнал Ковалькова. — Ивановских нагнали, а они нас нагнули…
— Да чего там нагнули? Вон, у нас же племяшка есть, а дядька за него любому глаз на жопу натянет, — снова раздался голос Карася.
Да-да, именно Карася. Теперь я был уже точно уверен в том, что это он. Те же самые приблатненные интонации, нагловатый тон и презрительное цыканье сквозь зубы. Нахватался верхушек на зоне и теперь вжился в эту роль так, что не выходит из образа ни на миг. Как будто всё также сидит перед гаражами на Серовке и толкает идею про то, что «арестантский уклад един».
— Чего дядька? Я и без него сам по себе, — послышался третий голос. — И без дядьки смог бы обойтись…
На этот раз говорил Гурыль. Собралась же компашка…
— Куда ты без дядьки? Вон, корефан едва под решетку не подвел. Если бы не дядька, то чалился бы вместо Малыша на нарах, — ответил Ковальков. — Ты лучше скажи, Карасик, на х… ты своего же вальнул?
Я превратился в слух, чтобы не пропустить ни одного лишнего слова.
— Левона? Так он поперек моей дороги встал. Своими понятиями пацанскими всю мазу перебивал. Я говорил, что с щеглов можно бабло тянуть немеряно, а он всё одно талдычил — не по кодексу это, не по понятиям…
— В этом плане я согласен. Карась дело говорит — щеглы должны были в клювике бабки таскать и пи…дец! А мы бы им песни пели, что это на благое дело — на подогрев наших пацанов, ментами заметенных и сидящих в каталажках без окон, без дверей. Этим же чертям по ушам накататься — как два пальца обоссать. У них всё никак из головёнок рыцарские романы не вытрясутся. Так бы и таскали по трёхе, а то и по пятере. Кто не смог бы у родаков стащить — гнобили бы чуханов и на счетчик бы ставили. Беспроигрышная же тема — мелочь слушает сказки, а взамен деньги прет, — хмыкнул Гурыль. — А мы и в милицию бы отсылали посылочки, чтобы на наши шалости глазки закрывала…
Я едва не дернулся. Вот его-то я за правильного пацана считал, а он… Такой же падлой, как и Карась оказался. И ведь доверился ему, деньги показал… А Ковальков? Если он с ними заодно, то выходит, что я снова ошибся в людях?
— Я тебя не про Левона спрашивал, мне на него насрать. Рано или поздно, но закрыли бы его за наё…ки. Я про этого… про Колеса спрашивал. Его-то на хрена мочканули? Он же ваш…
— Наш, — хмыкнул Карась. — Да какой он на хрен наш? Приехал с х…ева-Кукуева и начал рамсы колотить. Тоже правильного включил… Пи…р. Да и видел он, как мы с Лимоном Левона заху…рили. Сдал бы нас при первом же шухере. Вот и пришлось догнать в парке, да арматурой приласкать. А потом уж и этого… как его… Пухлого за компанию загандошить надо было, а то мог сдать. Когда пацаны за Лосем ломанулись, то Колесо и вылез из канавы. Ну, а как я взглянул на него, то всё и понял… В общем, пока бегали за Лосем, то я и успел всё обстряпать… Чего вы смотрите так? У меня выхода другого не было…
— Всегда есть выход, — буркнул Гурыль. — Надо было попробовать договориться…
— Ага, это ты сейчас правильный такой. Сидишь тут на жопе ровно, а тогда? Как он тогда сказал: «Карась, я видел, как ты Левона пырнул! Это не по-пацански!» А тут ещё Пухлый застонал, как будто кончил. Моча в голову ударила, вот я и не удержался… В общем, когда Колесо над Пухлым нагнулся, то я и всадил в спину. А чо? Вы бы по-другому поступили? А? Или хотели по-хорошему деньги получать и во всём белом ходить? Так х…й так получится. Пока в кровянке не замараешься — на белый
