Андрей чуть поморщился. Точно подзабыл. А тут вокруг — множество людей.
— Войско тебе не поможет.
— Вот кто бы спорил! Мне — не поможет. А вот тебе… Дыбы у тебя нет. Пока Маноха её построит, пока меня подвесит, пока кнутом обдерёт. А я первую-то виску выдержу! Да и вторую… может статься. А это уж какой день-то? Завтрашний да послезавтрашний? А народ вокруг ходит-спрашивает, любопытствует-интересуется. «А что ж это князь наш славный душегубца не казнит? А об чём это наилучший во всём войске палач — вора воровского расспрашивает?». Как думаешь, Андрейша, вот в войске четыре тыщи голов. Нехудых, битых, бывалых. Как скоро хоть до одной дойдёт? С чего мне такая милость — пару дней лишних под кнутом пожить? А ведь коли до одного дойдёт… «На чужой роток не накинешь платок». Так наш народ говорит. Я народу верю. А ты?
Крайнее раздражение, досада сочетались на «высоком челе» с усиленной интеллектуальной деятельностью. Чело у него… наши татары высоколобием не страдают, у них и без этого есть чем думать. И я даже знаю «что». Ну, пусть трудится. У меня-то времени много было, я, вроде бы, все варианты просчитал. Главное, чтобы у него иллюзии не возникло, что есть путь, где он меня против моей воли «нагибает».
Мой радостно-идиотский вид весьма раздражал князя. Он отвернулся и стал смотреть на икону. Я — присоединился.
— Знаешь, Андрейша, а у меня тоже икона Богородицы есть. Тоже письма Святого Луки. Попик один в наших краях окормлением занимался. Грек из Капподокии. Спёр там икону у какого-то страшно важного старца да попал на Русь. Попик… как-то раз — богу душу отдал. В нашей речке. А дочка его в мой дом перешла. Вот ту Божью Матерь и подарила. Только у меня там она молодая нарисована. Совсем ещё девушка. Сразу после рождения Иисуса. Молоденькая, счастливая. Икона, говорят, чудотворная. Так и зовут: «Исполнение желаний». Я раз проверял — точно, работает. У меня блоха чуть льны не поела. Я всю ночь молился — утром дождь пошёл, всю блоху смыло.
— Это ты к чему?
— Насчёт блохи-то? А чтоб ты не сильно надеялся. На Маноху. Если уж припрёт сильно пожелать смерти своей, от мук нестерпимых — есть кого об исполнении попросить. Заступница-то не откажет. По знакомству-то.
— Вот как. Значит, смерти не боишься?
Я подумал, «посмотрел в себя». Ответил честно, как чувствую:
— Нет. Не ищу, не прошу, не желаю. Но — не боюсь. Ты меня в бою видел. И в Бряхимове, и здесь. Про моё «божье поле» в Мологе — знаешь. Как там сопляк, плешивый, полуголый доброго славного здоровенного нурмана завалил. Думаешь, без Заступницы обошлось? Не боюсь. Извини.
— Экх… А… А за что извинить-то?
— За труды твои тяжкие, что втуне пропадают. Ты ведь, брат, пугать меня вздумал. А это бестолку — сильнее смерти страха у тебя для меня ничего нет. А смерти я не боюсь. За нынешний разговор — ты мне четырежды голову срубить собирался. Что мне дыба с кнутом, когда на носу — плаха с топором? Ежели хочешь чего от меня — думай иначи. Да и времени у тебя на муки мои не осталося — через час светать начнёт. Через два, не дольше — твоя воля должна быть объявлена.
Боголюбский… устал. Всё-таки, годы. Да и не привык он сталкиваться с равным противником. «С равным» — в части выносливости. В остальном-то мне до него…
А вот беседа двух «мышей белых генномодифицированных»… Тут как в фехтовании левшей — выигрывает тот, кто чувствует себя менее уверенно, кто не привык сильно полагаться именно на свою особенность.
Так, считаем варианты.
Он может отрубить мне голову. И остаться с неудовлетворённым любопытством. Потом, вернувшись в Боголюбово, он будет его долго и коряво… «удовлетворять». Голов полетит… особенно — из Манохиного ведомства. Ликвидация топтунов, соглядатаев, информаторов… по такой теме — автоматом. И — по восходящей. Всех — кто знал, кто мог знать, кто мимо проходил…
Он может не отрубить мне голову. Упакует в железа-кандалы, отвезёт в Боголюбово и там, не торопясь, с огоньком… в прямом и переносном смысле… А люди будут лясы точить, думать-гадать. Наш народ, как тот инопланетный попугай — «отличается умом и сообразительностью». Дай только зацепку — расковыряют-додумаются.
А я — сдохну. «Вместо того как…».
Тогда мне проще голову сразу отрубить.
Он может меня как-то… подкупить-прельстить? Глупость. Пока я в его власти — может… мда — обезглавить. В любой момент. Что он, безусловно, и сделает. Едва необходимость в моей информации отпадёт.
А она — отпадёт. Он намёк получил — он будет копать. Без рывков, без шума и пыли, но — докопается. Тут чисто фактор времени: быстро — шумно, дольше — тише. «Вечная тайна» — когда все умерли. Вот так он и сделает.
У меня есть только один выход: к тому моменту, когда я стану ему не нужен, оказаться в таком месте-состоянии, что ему меня угробить… было бы неудобно. В смысле: громко, грязно, противно, вредно, опасно, больно… И времени у меня для этого — чуть. «Фактор времени» — кто не успел, тот опоздал. Навечно.
Он это понимает. И понимает, что я это понимаю. Поэтому морщит лоб от напряжения своих светло-княжеских мозгов.
Имеется тройной бздынь по всем направлениям. Почти уелбантуренный факеншит.
И это — радует. Потому что и есть, собственного говоря, поле деятельности профессионального оптимизатора. Именно вот это «почти».
«Почти» — потому что есть варианты.
Я уже говорил, что мне не надо давать время на размышления? А мне — дали. Не хотелось бы делать ему больно… Но ведь не вразумляется!
Кажется, Андрей пребывает в глубоком недоумении. В смысле: как же выбраться из той дерьмовой ситуации, в которую он попал? Надо помочь… «брательнику».
— Андрей, давай проще: есть тайна, которая нам обоим не вполне понятна. Нужно разбираться. Ты можешь сделать это сам, посвятив в неё других. И убив их после. Или воспользоваться моей помощью. Но ты мне не веришь. Для решения задачи мы можем заключить союз. Для братьев это нормально. Но для союза нужно доверие. Которого у тебя нет.
— А у тебя есть?
Прекрасно! Я пробил его! Он говорит уже о нас — как о равных! О «высоких договаривающихся сторонах». Это, конечно, только самый первый шажок… Но в правильном направлении!
— Да. Я тебе доверяю. Потому что ты не дурак. Только мало знаешь. Извини, Андрюша.
— Чего?! Чего ещё я не знаю?!
— Ещё ты не знаешь, что есть такая штука — бумага. Это такой материал…
— Да знаю я бумагу! И в Царьграде видал, и у меня в Боголюбово валяется где-то.
О! Так это ж открытие! Информация о том, что Боголюбский бывал в Константинополе…
— А ты и в Иерусалиме бывал?
— Да. Так что ты там начал?
