— Ага! — в последний момент вспомнил он, вернулся к столику, вынул из подсвечника свою свечу, пояснив с мрачной улыбкой: — Чего доброго, еще швырнете мне в спину, — и лишь затем вышел.
— Интересно, о какой это сделке он говорил? — первым отозвался Монтини, когда горничная затворила за собой дверь. — Что он хотел предложить?
— Наверняка собирался дать тебе денег, — сказала Бланка, положив голову ему на грудь. — Полагаю, тысяч десять, не меньше.
— Но зачем? Чтобы откупиться от меня? Бланка, родная, неужели ты подумала, что я соглашусь? Да ни за что! Ты мне дороже всех сокровищ мира.
— Знаю, милый. Но он не это имел в виду. По-видимому, он хотел, чтобы ты прикупил себе земель и стал зажиточным сеньором. Чтобы он, видишь ли, не стыдился тебя, как моего любовника.
— О!..
— Какая низость! — гневно продолжала Бланка. — Предлагать свои грязные деньги! Ну, нет! Пусть лучше я опустошу нарбоннскую казну, но сама, без его помощи, соберу нужную тебе сумму.
— Дорогая! — с горечью произнес Этьен. — Опять за свое? Пожалуйста, не надо. Мне и так досадно, что я вынужден брать у тебя на расходы, а ты… Да пойми же, наконец, как это унизительно — быть на содержании у любовницы. Ты, конечно, прости за откровенность, но факт остается фактом: моей дружбы ищут лишь всякие лизоблюды, а те, с кем бы я сам хотел дружить, относятся ко мне свысока. Еще бы — выскочка, содержанец. Вот если бы я смог как-то отличиться, завоевать себе положение…
Тут Бланка вскочила и села в постели. Глаза ее радостно засияли.
— Ах, совсем забыла! Кажется, я нашла тебе достойную службу.
— Правда? — оживился Этьен. — Надеюсь, военную?
— Разумеется. И ни где-нибудь, а в королевской гвардии. Несколько дней назад подал в отставку один из лейтенантов. Маргарита пообещала выхлопотать его патент для тебя — отец ей не откажет. Так что ты уже, считай, лейтенант гвардии.
— Лейтенант?! — изумленно воскликнул Монтини. — Да это же курам на смех. Я — лейтенант! Ни единого дня на службе, а уже лейтенант!
— Эка беда! Пусть и курам на смех, зато при дворе ты будешь важной персоной.
— И опять же, выскочкой.
— Ошибаешься, милый. Патент-то вручу тебе не я, а король — причем по просьбе Маргариты. Ты понимаешь, что это значит?
— Ну, и что?
— Вот глупенький! Всем известно, что Маргарита не раздает милости направо и налево, она благоволит лишь к тем, кого уважает. Когда при дворе узнают, что ты назначен лейтенантом по ее личной просьбе, то сразу поймут, что она не просто терпит тебя из-за Матильды и ради нашей с ней дружбы, как утверждают злые языки; ведь никакая дружба не заставит ее сделать услугу несимпатичному ей человеку. Этим Маргарита покажет, что ты у нее в фаворе, что она уважает тебя. А раз так, то и отношение двора к тебе изменится. Я здесь чужая, — в голосе Бланки явственно проступила грусть. — Для сторонников короля я прежде всего жена графа Бискайского, для сторонников графа важно то, что я с ним не в ладах, и моя благосклонность ни тем, ни другим не указ. А Маргариту обожают все — и друзья, и враги; ее любимцы здесь в почете хотя бы потому, что они ее любимцы…
— Постой-ка! — вдруг всполошился Монтини. — Ведь я даже не рыцарь. Какой из меня лейтенант?
Бланка улыбнулась:
— Будь покоен, за этим дело не станет. Хоть завтра я могу посвятить тебя в рыцари. Не забывай, что я полновластная графиня Нарбонна, пэр Галлии.
— Это шутка? — спросил Этьен.
— Конечно, шутка. Я же не хочу, чтобы придворные насмешники измывались над тобой: дескать, заслужил рыцарские шпоры в постели. А если без шуток, то я попрошу кузена Аквитанского. Мы с ним добрые друзья, и он не откажет мне в этой услуге.
Монтини посмотрел ей в глаза.
— А знаешь, дорогая, такой очаровательной женщине, как ты, опасно обращаться к Красавчику за услугой. Глядишь, он потребует благодарности — на свой манер.
И они весело рассмеялись.
После ухода Габриеля Матильда долго лежала на кровати, тупо уставившись невидящим взглядом в потолок. Ее охватило какое-то жуткое оцепенение. Ей отчаянно хотелось заплакать, но, несмотря на все старания, глаза ее оставались сухими. Тугой комок подступил к ее горлу и застрял там намертво, не желая ни возвращаться обратно, ни вырываться наружу.
Прошло довольно много времени, прежде чем Матильде удалось стряхнуть оцепенение. Она села в постели и медленно, будто в трансе, принялась сбрасывать с себя измятую, местами разорванную одежду. Раздевшись донага, Матильда тщательно вытерла кровь — и лишь тогда комок в ее горле, наконец, подался, слезы хлынули из ее глаз, и она безудержно зарыдала, горько оплакивая свою поруганную невинность, свои разрушенные иллюзии, свои безжалостно растоптанные мечты…
Когда начал заниматься рассвет, Матильда, выплакав все слезы и немного успокоившись, встала с постели, надела на себя чистую нижнюю рубаху и длинный пеньюар, вступила босыми ногами в тапочки и торопливо покинула комнату. Она больше не могла оставаться там, где над ней так жестоко наглумились, ей было страшно наедине со своими мыслями, и она решила пойти к Маргарите. Матильда знала, что накануне принцесса рассорилась с Рикардом Иверо, поэтому надеялась застать ее в спальне одну или, в худшем случае, с Констанцей де ла Пенья. В последние два года Маргарита плохо засыпала сама и обычно, когда у нее не было мужчин, брала к себе в постель дежурную фрейлину.
Когда Матильда вошла в спальню, Маргарита лежала ничком на кровати. Принцесса была сама, но ее нагота, скомканное постельное белье и разбросанные подушки свидетельствовали о том, что она весьма бурно провела первую половину ночи.
— Решил вернуться, милый? — нежно промурлыкала Маргарита, услышав тихий скрип двери.
— Это я, сударыня, — дрожащим голосом отозвалась Матильда.
— Ты? — Принцесса перевернулась набок и озадаченно взглянула на нее. — Почему ты не спишь? У тебя такой измученный вид… Что случилось?
— Н-ничего, сударыня. Просто… Просто я хочу побыть с вами.
Маргарита вздохнула:
— Боюсь, не к добру это. Слишком уж часто ты набиваешься ко мне — смотри, как бы это не вошло в привычку. Изредка побаловаться можно, но… Ладно, замнем. Честно говоря, я даже рада, что ты пришла. Иначе довелось бы будить Констанцу, а мне сейчас не шибко хочется видеть ее кислую мордашку. К тому же она пристает ко мне еще настырнее, чем ты. Тоже мне, порядочная!.. Ну, ложись, не стой, как вкопанная. Только сперва подай мне рубашку, она должна валяться где-то там, возле тебя.
Матильда подобрала с пола сей кокетливый наряд, скромно именуемый ночной рубашкой, и отдала его своей госпоже. Маргарита облеклась в полупрозрачную дымку, делавшую ее еще более соблазнительной, нежели в голом виде, а Матильда тем временем сбросила с ног тапочки, сняла с себя пеньюар и забралась на кровать. Обхватив Маргариту за талию, она крепко прижалась к ней.
— Ну вот! — с грустью произнесла принцесса. — Что я говорила! Пожалуй, тебе пора замуж.
— Нет, — прошептала Матильда, зарываясь лицом на ее груди. — Не надо… Не хочу…
— А что же ты хочешь? Остаться старой девой?
— Не знаю, сударыня, я ничего не хочу. Я… я хочу в монастырь!..
— Ага! — выдохнула Маргарита с явным облегчением. — Понятненько! — Она взяла Матильду за подбородок и подняла к себе ее лицо. — Если речь зашла о монастыре, значит ты влюбилась.
Матильда потупила глаза.
— Так я угадала? — не унималась Маргарита. — И кто он, этот счастливец?… Ну-ка, ну-ка! Ведь это Красавчик-Филипп, верно?
Матильда утвердительно кивнула и вдруг разразилась громкими рыданиями.
— Да что ж это в самом деле? — растерялась принцесса. — Прекрати реветь, успокойся. Объясни, что стряслось?
— Он… Он… — начала было Матильда, но слезы помешали ей говорить.
— Неужели он обидел тебя?!
— Нет, не… не он… Это… это его… господин де… де Шеверни.
— Де Шеверни? Тот приятный молодой человек, с которым ты проболтала весь вечер?
— Д-да… Он… он оскорбил… оскорбил меня.
— Боже правый! — вскричала Маргарита. — Он изнасиловал тебя?!
В ответ девушка кивнула и разрыдалась пуще прежнего.
Принцесса села, опершись спиной на подушки, подтянула ноги и положила голову Матильды себе на колени.
— Поплачь, девочка, поплачь, милая, — нежно приговаривала она, гладя ее по спине и волосам. — Плачь, сколько можешь, тогда станет не так больно… Ах, он негодяй! Мерзкий насильник! Да я ему… Я покажу ему, подлецу такому. Ой, и покажу — чтоб другим неповадно было. Он у меня попляшет, помяни мое слово. Так получит, что после этого ад ему раем покажется… Нет, это уму непостижимо! С виду такой вежливый, такой застенчивый молодой человек — и на тебе! — Маргарита тяжело вздохнула. — Как плохо я знаю мужчин!..
