class="p1">— Ну и что нам это дает, Светлана Валерьевна?
— Вот тут-то Дубов и попытался ухватить молодость за хвост. Общаясь с молодой пассией, мужчина погружается в ее мир, интересы – и как бы сам при этом молодеет. Тем более, что по опыту собственной юности он прекрасно помнит, как влюбленность окрыляет, придает смысл существованию, заставляет двигаться вперед и наполняет жизнь эмоциями.
— Вы хотите сказать, что таким образом, Дубов пытался сбежать от собственного личностного кризиса и переживаний, с ним связанных?
— Скорее всего. Иначе чем объяснить его запоздалые гусарские похождения? Этакий моральный разворот на сто восемьдесят градусов? Новизна и яркие эмоции позволяют на время забыть о тревоге, внутренней пустоте и нерешенных жизненных вопросах.
— И что? — Горохов изобразил безразличный вид. — Это помогает?
— Да, — улыбнулась Света. — Просто волшебно. Но ненадолго.
Горохов шумно выдохнул и поправил галстук:
— Так я все-таки не понял, что нам это дает? Ну были у мужика заскоки с бабами, проблемы, может, всякие в голове сидели. С кем не бывает. Я считаю, для мужиков такое не редкость…
Честно сказать, и я пока не очень понимал, к чему разговор. Так что слушал внимательно.
— Да, но такие мужчины в отношениях с молодыми женщинами полностью им доверяют. Даже больше, чем жене. Делятся с ними сокровенным. Вы понимаете?
— Точно! — хлопнул по столу Горохов. — Надо найти любовницу Дубова и с пристрастием ее расспросить!
Я удивился его смене настроения, а потом добавил:
— Именно этот человек может знать то, чего никто другой не знает.
— Совершенно верно, — Света прищурилась, явно довольная тем, что смогла, наконец, донести до прямолинейного и твердолобого Никиты Егоровича столь деликатную тему. Которая, как мне показалось, была близка и самому Горохову. Хоть он и пытался тщательно скрыть свои эмоции. Вот почему открытие для него было таким ярким.
— Значит, так, товарищи! — Горохов поднял указательный палец вверх. — Ищем девушек, кои могли быть причастны к прелюбодейственным поползновениям Глеба Львовича. Судя по всему, наш потерпевший оказался ловеласом. Не зря же в народе говорят, седина в бороду – бес в ребро.
— Разрешите? — дверь кабинета приоткрылась, и в проеме нарисовалась довольная морда шириной с футбольный мяч, только с усами и в фуражке.
— А, Осинкин! — Горохов даже встал из-за стола, чтобы пожать руку участковому, который помогал нам ещё в поимке Новоульяновского душителя. — Заходи. Чай будешь?
Я ему тоже кивнул как старому знакомому.
— Я ненадолго, Никита Егорович, — милиционер вошел и, заметив меня, с улыбкой протянул руку. — Здорово, Андрюх, — потом подошел к столу Горохова и пожал его ладонь.
— Ты что, до сих пор старлеем ходишь? — Горохов уставился с укоризной на форменную рубашку участкового. — Показатели не выдаешь или с начальством зубоскалишь? Если первое, то сам виноват, работать надо лучше. А если второе, то ты обращайся. Помогу, чем смогу. Переговорю с твоим руководством.
— Да не, — махнул рукой дядя Петя. — Я ж как раз по этому поводу и пришел. Капитана я получил.
— Ого! — воскликнули мы с Гороховым в один голос. — Поздравляю, — следователь снова пожал руку участковому. — Когда?
— Вчера приказ на общей планерке в ленинской комнате зачитали.
— А почему тогда, товарищ старший лейтенант, у вас погоны не соответствуют текущему званию?
Осинкин приосанился.
— Так у нас в милиции не принято звезды новые цеплять, пока не проставишься. Не влился я еще, так сказать, в капитанскую братию.
— А, точно, — одобрительно закивал Горохов. — Забыл я уже про эту традицию… Ну что, Петя? Когда обмывать будем?
— Вот я и пришел вас позвать. Выезд через час от здания УВД.
— Как через час? — Горохов посмотрел на наручные часы, будто не знал, какая сейчас часть дня. — Обед же еще даже не наступил? Рабочий день в самом разгаре.
Осинкин покачал головой:
— У нас закон в управлении — с отмечаниями не затягивать. Начальство с пониманием относится к таким мероприятиям. У меня свояк в автохозяйстве работает. Он там автобус у шефа выпросил. Отвезет нас туда и обратно. От крыльца УВД отъезжаем.
— Куда?
— Как куда? На природу, конечно, за город. Шашлычок, ухи наварим. В общем, собирайтесь, Никита Егорович, со всей бандой ждём.
— Спасибо, но я не могу, — Горохов поморщился. — Служба… Но поздравления мои прими, самые искренние.
— А бойцов-то своих отпустите? — Осинкин кивнул на меня и Погодина. — Андрея я вот с такого возраста знаю, — показал он жестом пару вершков от пола, — А Федя сейчас со мной служит.
— Да пускай едут, — махнул рукой Горохов. —Справимся сегодня и без них.
— Вот и ладненько, - просиял дядя Петя, подмигнув мне. — Погнали, хлопцы.
— Так через час же еще? — недоумевающе посмотрел на участкового Горохов.
— Ничего, — дядя Петя многозначительно постучал по своему горлу двумя пальцами. — Закупить некоторые продукты мне помогут. Боюсь, мало будет. Чтобы уж точно хватило…
***
Августовское солнышко играло в уже желтеющих листочках берез. Лесная поляна наводнилась сотрудниками в форме советской милиции. Стол соорудили прямо на земле, расстелив вперемешку листы “Комсомолки” и “Известий”. Кашеварить взяли суточника из КПЗ. Задержанный оказался поваром из заводской столовой и отбывал наказание за провинность, учиненную по пьянке. Пострелял в парке им. Пушкина ворон из ружья. Что на него нашло, он не смог потом объяснить. Обычное дело — пьяный мужик, зачастую, это совершенно другой человек и не имеет ничего общего с собой трезвым. Если по трезвянке он безобиден, как очкарик Брюс Бэннер, то стоит принять зелья, и вот уже Халк нарисовался.
Вообще “брать напрокат” из КПЗ суточников в СССР было делом обычным. В милицейских кругах КПЗ даже в шутку называли “комнатой проката задержанных”. Конечно, не каждый мог такое себе позволить, но любой милицейский начальник среднего пошиба мог запросто взять парочку дебоширов или алкашей, чтобы вскопать огород у себя на даче или сколотить забор, например. Если сидельцы попадались дельные и с руками не из пятой точки, а специальности редкой и востребованной (печник, например, или автомеханик, что двигатель перебрать может), то на таких выстраивалась целая очередь. Но чаще всего такого спеца сразу забирал какой-нибудь полковник к себе на усадьбу, и простым капитанам приходилось лишь сетовать,
