ним только начала работы, но теперь всех начнут проверять на лояльность и казнокрадство — «комсомольцы» натерпелись гонений, так что счеты начнут сводить незамедлительно, благо «чистка» пошла. А там их самих устранят, если не оппоненты, то по прежнему сценарию.
И это правильно — на то и щука в реке, чтобы караси не дремали…
— Никогда бы не подумал, что снова буду жить при НЭПе — «товарищества», артели, кооперация и прочие «единоличники». Вон как сразу все наши соседи по СЭВ оживились — делегация за делегацией прибывают, за изучением «опыта», которого нет, — Брежнев фыркнул — в последние дни он был оживлен, сумел все же продавить свое решение — «новый курс», который уже будет осуществлять Романов.
— Опыт есть, Леонид Ильич, а потому будет намного легче. Проводимый с двадцать первого года НЭП действительно оживил страну, что пребывала в разрухе после двух продолжительных войн. Другое дело, что его прервали ради индустриализации — мировая война произошла бы в любом случае, так что строительство заводов было необходимо. А вот различные формы негосударственной экономической деятельности существуют и по настоящий день — старательские артели можно взять в пример. Так что многоукладность нашей экономике только в пользу пойдет, люди поверят в свои возможности и принесут стране немалую выгоду.
— А потом появятся олигархи, которые за деньги скупят наши партийные кадры, как бывало порой в двадцатые, и начнут жировать…
— А много ли в двадцатые года они скупили «кадров» и «жирка нагуляли», как вы сказали, Леонид Ильич?! Да ничего им не дали — по рукам сразу били, а «купленные» партбилеты на стол положили, а в тридцать седьмом к стенке отправлялись — ведь дела на них хранились и с них просто стряхнули в нужный момент пыль. Так будет и сейчас, — Павел пожал плечами, и, посмотрев на Брежнева, негромко произнес:
— Олигархов не появится как таковых — у них не будет возможности наложить лапу не на добычу сырья, ни на энергетику, на тяжелую промышленность. Богатые люди будут, вне всякого сомнения. Но если их доходы станут умопомрачительными, то можно будет взыскивать налоги по большей ставке, только и всего. И смотреть, чтобы это богатство не было получено путем жульничества и махинаций. А там задавать богатею или его родственникам, которым он может передать «неправедно нажитое» один единственный вопрос — «откуда у вас деньги и ценности?»
— Хороший вопрос, — усмехнулся Брежнев, — и если на него не будет дано ответа, или солгут, то произойдет конфискация всего имущества, а не только уворованного. И это правильно — для урока другим! А если то будет партийный работник или совслужащий, то под трибунал и без всякой жалости, что другим неповадно было.
— Совершенно верно, коррупция была всегда и будет, эта такая же преступность, только более опасная, ибо обвиняемый использовал те возможности, которая предоставляет государственная служба. А за нарушение присяги с военного всегда строго спрашивается — так и здесь поступать с такими по тем же правилам, жестко спрашивая. Прежде чем на коррупцию идти пусть лучше о своей судьбе подумает, и о семье, которую в назидание нужно за полярный круг высылать — тогда любая жена трижды подумает, прежде чем у мужа себе денежку на покупки требовать. И «мажоров» меньше станет — та еще мерзостная публика, у которых отцы со связями. По блату живут, не по закону — а за это карать нужно!
— Уже наказываем, притихли, испугались, а скоро ниже травы будут, — Брежнев говорил жестко, даже ладонью по столу пристукнул — очень выразительно получилось.
— Навести порядок надо, Леонид Ильич, но не переусердствовать. Да и цензуру убрать там, где наши недостатки высмеивают или приводят. Такая огласка нужна, это как вовремя поставленный диагноз. А те, кто с обоснованной критикой борются, есть либо враги перемен, или дураки, а тех и других держать на должностях опасно.
— Так и будем поступать, — Брежнев совершенно бесцеремонно вытащил из пачки «Таллинна» сигарету и закурил, блаженно прикрыв глаза. И через минуту, уже накурившись, заговорил:
— В союзных республиках, почитай во всех, будут автономии, в основном русские, да и другие народности их тоже получат. И законы проведем, и в Конституцию пункты включим — права народностей, особенно русских, ущемлены быть не могут. А захотят выйти из Союза, пусть будет все честь по чести — отступное заплатят, все, что на них затратили, и свои автономии потеряют, они ведь не только на них, но и на РСФСР «записаны» будут. Хорошо придумано, что в них дополнительные русские территории включили — и теперь все в меньшинстве пребывают. А там потихоньку к общему знаменателю приведем, и дергаться не станут. А то мы воевали, кровь проливали — а они на себя «кур записывают». Нет, мы все их прегрешения этим карателям и нацистским подпевалам припомним.
Действительно, в газетах появился ряд интересных статей, о том, как чехи все шесть лет войны усердно работали на Третий Рейх, и фактически убивали русских также как гитлеровцы. «Ответка» на обвинения за события десятилетней давности. Потом прошлись по Венгрии, что до конца была союзником фашистской Германии, а «гонведы» отличались особенной лютостью к русскому населению. И по латышам, эстонцам и литовцам высказались, показав истинную сущность карательных акций, и отношения буржуазных правительств в довоенный период к русскому населению. И особенно прошлись по жутким преступлениям прибалтийских коллаборационистов — поголовному истреблению всех евреев.
Там наступила очередь поляков — припомнили, как поступили с плененными красноармейцами после «чуда на Висле» пилсудчики. И вот теперь после этого — считать обиды, так считать — предстояло и полякам «троянского коня» всучить, пока возможности есть.
— Отправляйся Павел Иванович в Берлин, Григорий с Хонеккером, а ты от имени Политбюро переговоры вести будешь с Мильке. Сам понимаешь — дело важное, если альянс с ними плотно закрепим, как и с болгарами, то иной расклад будет. Да с женой, наконец, встретишься, а то она там сильно по тебе соскучилась. Да не делай ты удивленные глаза — у нас ведь в «штази» тоже свои люди есть, понимать должен, что со временем найдем!
Вместо послесловия
спустя много лет
— Вот видишь, Эльза, это и есть тот город, с которого я вернулся в наше время, чтобы снова встретить тебя, мое счастье!
— И я рада, Пауль — мы с тобой связаны одной нитью, которая и есть любовь! А большего и не нужно, чтобы пребывать в радости!
Супруга, такая же стройная и худощавая, будто полвека
