интерес.
Я не очень обрадовался тому, что нас пригласили сразу после такого — вряд ли хозяин кабинета сейчас в хорошем настроении, а это плохо для обсуждения любых инициатив. Александр Викторович, и верно, когда мы вошли, был в плохом настроении, но, взглянув на меня и девушку, тут же преобразился и улыбнулся.
— Ну давай, комсомол, докладывай, чем там чехов удивить хотите! — вполне благосклонно сказал он.
Кабинет у него был огромным — метров на сорок, и личный стол переходил в столы для совещаний. Более чем знакомая для меня картина — на скольких таких, уже умирающих предприятий, я побывал за свою карьеру, и не упомнить, и кабинеты эти были уже часто сплошь обшарпанными. Сейчас, конечно, тут все было новеньким, разве что краской не пахло. Даже Ленин на портрете на стене за креслом директора выглядел моложавым и энергичным.
Мы договорились уже с Галией, что говорить буду я. Правда, я не успел посвятить девушку во все детали предлагаемого мной расклада. Так что она очень удивилась, когда я перевел «чаепитие в музее с тортиком» в значительно более обширную плоскость посиделок с водкой и баней под конец. И еще более изумленно она на меня смотрела, слушая про визит в охотхозяйство и самогон. Шанцев тоже выглядел удивленным по мере моего рассказа, но я чувствовал, что это вполне себе благожелательное удивление.
— Ну, Пашка, думал я, что язык у тебя без костей, а ты еще и неплохо в визитах разбираешься! — сказал он, когда я закончил высказывать свои соображения, — понять бы еще — откуда только! А то надо же — самогон! И ведь верно подмечено, будет тогда что гостям вспомнить! Изюминка!
— Просто не закрываю глаза и уши, когда что-то важное и полезное узнать можно! — пожал я плечами, — так что, Александр Викторович, даете добро на реализацию такого плана визита? Если да, то я постараюсь вас больше не отвлекать — дайте просто полномочия на согласование с остальными службами всех деталей и очертите бюджет.
Сам был начальством, хоть и небольшим, и точно знаю, что мечта любого начальника — инициативный подчиненный, который добровольно возьмет на себя какое-то направление, снимая тяжкий груз с его плеч. Так что ответ меня не удивил.
— Даю добро, комсомол! — рассмеялся директор, — какой напор, узнаю себя в молодости! Ты, Галя, не упусти парня — он точно большим начальником однажды станет!
Девушка, конечно, зарделась, что твой кумач — но директор явно на такой эффект и рассчитывал, так что выходили мы из кабинета, оставив его очень довольным. Такое перевоплощение после недавнего скандала изумило и его секретаря — я благосклонно кивнул ей с важностью и сказал, наклонившись:
— Александр Викторович велел оповестить остальные службы, что все полномочия по приему чешской делегации теперь возложены на комсомол. Буду признателен, если завтра все уже будут в курсе.
Секретарь тут же все несколько растерянно записала, косясь на меня уважительно — возможно, решила, что я какая-то очередная шишка из центра, присланная Сатчану в подмогу. Мы с Галией вышли.
— Думаю, на сегодня достаточно побегали по начальству, — сказал я ей, — завтра, раз главный нас поддержал, утрясём все детали с другими службами.
Она счастливая побежала по коридору. Как будто гора с плеч у неё свалилась.
— В субботу в семь в кино! — крикнул я ей вслед, — не забудь!
Галя только помахала рукой, не оборачиваясь.
Я не обиделся. Сам же снял с плеч девушки тяжкий груз по организации визита чехов и согласованию — ясно, что она теперь несколько часов летать будет в эйфории.
Вернувшись в бухгалтерию, так увлёкся своей работой, что не заметил, как Изольда ушла домой. Вспомнил сразу же, что вызвался помочь ОБХСС. Взял с её стола ведомости и просмотрел. Толку от них, как от козла молока. Какой смысл анализировать товарные остатки одного цеха? Просматривать надо всё. Я залез в шкаф за её столом. Вот, другое дело. Взял все ведомости за прошлый месяц и пошёл с ними к себе за стол. А то выйдет главбух, а я в шкафу Изольды копаюсь.
Предварительный анализ ничего не дал, так как товаров и материалов было слишком много. А анализировать всё — слишком большая работа, мне за неё не платят.
Уходя домой, вызвал Васю на улицу и спросил, может ли он сказать, о каком конкретно материале идёт речь.
— Листовой металл двойняшка. — ответил он.
— Что за двойняшка? — не понял я.
— Толщиной два миллиметра.
— Хорошо, постараюсь в начале недели что-то нарыть, — пообещал я.
— Спокойного дежурства. — я протянул Васе руку.
Мы попрощались и я вышел с территории завода.
18.03.1971 г. По дороге с завода домой
Школьная улица одна из центральных улиц города, но освещалась она только на подходах к школе. Главное, фонари-то были, но лампочки в них не горели.
По дороге домой на полпути к школе догнал девчушку лет восьми. Сначала обратил внимание на её длинную шикарную косу, торчащую из-под шапки. Потом моё внимание привлекла большая папка формата А3 на верёвках, которая путалась у девочки под ногами. И только потом я разглядел сквозь сумерки что-то большое в тёмном брезентовом чехле у неё в другой руке. Это что-то было явно тяжёлое.
— Что ты такое тащишь? — непроизвольно вырвалось у меня.
— Аккордеон, — ответила она.
— Такой маленький? — удивился я. — Разве такие бывают?
— Бывают. Это детский две четверти, — ответила девчушка.
Вроде и объяснила, но все равно не особо понятно, ладно, взял у неё этот чемодан без ручки и спросил:
— Куда тебе идти?
— Домой, — испугалась девочка.
— Ну, показывай! Где дом?
Идти оказалось совсем недалеко. У ворот уже поджидала бабушка девочки. Она с удивлением вышла нам навстречу.
— Нельзя ребёнку такую тяжесть таскать, — сказал я, протягивая ей аккордеон. — Искривление позвоночника будет.
— Поняла, Женька, меняй руки почаще! — нравоучительным тоном сказала бабушка, забирая у меня инструмент.
Как в анекдоте: ни тебе спасибо, ни мне до свидания…
Только дома, во время ужина вытянул ноги и почувствовал, как устал.
— Всё нормально? — спросила бабушка, озабоченно поглядывая на меня.
— Нормально. Забегался что-то…
— Это из-за чешской делегации? Или из-за выступления?
— Из-за делегации тоже. Хватило сегодня дел. А выступление — чего
