Командарм тотчас же связался с аэродромами 2-й воздушной и запросил немедленной поддержки.
Немецкие пикировщики набрасывались на батареи зениток то справа, то слева. Три из них закувыркались к земле, но еще большее количество набросилось на зенитчиков.
Сыпались бомбы, падали скошенные осколками люди, а из-за горизонта шла новая волна бомбардировщиков…
И тут явились эскадрильи советских истребителей.
«Вас только за смертью посылать!» – орал Катуков, но на самом-то деле командарм был доволен. Заработало!
Теперь у него появилось еще одно, очень важное орудие, которым добывают победу, – авиация.
В то же самое время планы гитлеровского командования – ударить с востока через Прохоровку на Курск – стали известны Ставке, и к местам будущих сражений уже стягивались подкрепления из резервов Степного фронта.
В район Прохоровки выдвинулась 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова и 5-я гвардейская армия Панфилова[53].
12 июля под Прохоровкой разыгралось грандиозное встречное сражение – тысяча двести танков с обеих сторон!
Перед Катуковым стояла задача сковать силы противника на Обоянском направлении, лишить немцев возможности снимать отсюда войска, тем самым упрочив успех Ротмистрова и Панфилова.
Но Михаил Ефимович мыслил дальше приказа, поэтому решил двумя корпусами – 5-м гвардейским и 3-м механизированным – нанести контрудар совместно с частями 6-й гвардейской армии в восточном направлении на Яковлево. А дальше, взаимодействуя с 5-й гвардейской танковой армией, наступавшей от Прохоровки, окружить и разгромить 4-ю танковую армию генерала Гота…
* * *
…Репнин качался в такт шатаниям танка и улыбался. Вот и под Прохоровкой бьются… Курская дуга!
В той реальности, из которой он как бы «выпал», тоже была битва. Чудовищная битва, в которой погибли сотни тысяч бойцов Красной Армии.
РККА училась воевать на той войне, учится на этой. И платить за такие уроки приходится кровью.
И Гешу приятно грела мысль о том, что он своим вмешательством помог сберечь энное число жизней. Потери все равно были, куда ж от этого деться, но все равно они несравнимо меньше тех, которые могли бы быть. Раза в три-четыре как минимум.
Просто потому, что ныне танкисты горели куда реже – они воевали на хороших машинах. И машины эти выбивали немецкие танки, спасая тем самым артиллеристов и пехоту.
Мало чем нынешняя Курская битва отличалась от тогдашней… Или как сказать? От тамошней? Ну, в общем, и так понятно.
Поначалу, правда, насколько Геннадий помнил историю, отличие было разительным по времени – немцы топтались на втором рубеже обороны, так и не достигнув села Яковлево, но сейчас все опять сравнялось. Но что значат какие-то часы или даже дни, когда измерять победу или поражение стоит только в одних единицах измерения – в душах?
И вот тут-то немцы однозначно проигрывали…
– Товарищ командир! – крикнул Федотов. – Немцы!
Моментом вернувшись из горних высей в гремящий танк, Репнин глянул в перископ. Его полк сдвигался к Прохоровке, и танки, что ползли по покатому склону, сминая высокую побуревшую траву, могли принадлежать либо тем недобитым немецким полкам, что драпали с места боя, либо подкреплениям для недобитков.
В любом случае они требовали скорейшего уничтожения.
В перископ Геше было видно, как разворачиваются и идут на сближение с противником «сороктройки» и «тридцатьчетверки», «КВ-1М» и «ИС-2», самоходки «СУ-122» и тяжелые «СУ-152».
Одна группа танков остановилась и дружно ударила залпом по врагу. Вторая группа машин осуществляла обходной маневр с целью зайти во фланг вражеским танкам.
А третья группа – это его 4-й полк. Танки мчались на большой скорости вперед. Репнин узнавал их по образу движения, что ли.
Вон танк Капотова – он срывается с места и бросается на врага, едва поспевая затормозить, чтобы выстрелить по цели, и снова газует. А вот Лехман далек от удали – он осторожен, маневрирует постоянно, петляя по полю, уклоняясь от вражеских снарядов, чтобы вдруг ударить самому – и метко.
– Я – Зверобой! Капотов, не отрывайся от коллектива! Ивченко, твоя группа… Ты где вообще?
– Ивченко на связи! Мы вышли к немецкому СПАМу[54], тут еще есть кое-кто живой! Был.
– Понял. Следуй за группой Тимофеева, прикроешь с тыла.
– Есть!
– Полянский! Видишь колонну?
– Так точно!
– Расколи ее «ИСами», как колун чурку!
– Сделаем!
– Яковенко, всем взводом по правому флангу колонны! Луговой, действуешь по левому!
– Есть! Есть!
А немецких танков становилось все больше, их словно прорвало. Репнин слышал доносившиеся снаружи глухие звуки от ударов вражеских снарядов и скрежет металла – это сталкивались танки, свои с чужими.
Иваныч так и крутился. Танк подбрасывало, словно моторку на волнах.
– Федот, видишь «Пантеру»?
– Вижу. Бью!
С первого же выстрела «Т-V» загорелся.
– Самолеты! – крикнул Бедный, глядя в открытый верхний люк.
– Если бомба будет лететь на танк, срывайся с места!
– Понял!
Бомбы падали кругом, рвались, а танк метался, как взбешенный бык, – вперед, в сторону, назад, не давая пилоту прицелиться. Эта гонка длилась недолго – налетели «Ла-5», «спустили» пару «Юнкерсов», и остальные трусливо повернули назад, вываливая бомбы куда попало, лишь бы облегчиться и драпать налегке.
– Впереди «Тигр»!
Иваныч не стал связываться с «Т-VI», вывернул из-под выстрела. Но второй «Тигр» пробил прямо по корме командирского «Т-43». Танк сотрясся, замирая среди чужих машин. Это что, конец?
Да уж хрен там!
– Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
107-миллиметровому снаряду была нипочем лобовая броня «Тигра», и из немецкого танка вырвалось желтоватое пламя. Фашисты открыли огонь по неподвижной машине сразу из нескольких стволов. Снаряд разорвался на броне, машина наполнилась едким красноватым дымом.
Надсадно кашляя, Репнин пихнул сомлевшего Федотова:
– Чего расселся? Марш из танка!
– Есть…
Борзых и сам очухался, полез в люк.
– Иваныч!
– Лезу…
– Живой!
– Пока…
Репнин вылез наружу, чувствуя себя так, как будто сильно напился: все качалось перед глазами, руки были неловки, ноги заплетались.
– Ложись!
Танкисты попадали, и тут же башню «Т-43» сорвало с погона, приподняло на волне пламени и опустило.
– Пайки жалко! – сказал Борзых.
– Дурак! – беззлобно проворчал Бедный.
