На этом наша беседа была прервана и перенесена на 11.00 часов первого марта 1964 г.
Когда мы появились первого марта у Хрущева в назначенное время, то есть в 11.00 часов, нас сразу пригласил в кабинет сам Хрущев. Хотя мы не подали вида, но нас удивило, что у Хрущева находились Подгорный, Косыгин, Полянский и Семичастный. Мы в эту компанию с Г.К. Жуковым попали впервые и не понимали толком, зачем их пригласил Н.С.Хрущев.
Мы с Жуковым сели друг против друга и, как потом оказалось, подумали об одном и том же:
— Наверное, Хрущев решил арестовать нас, надоедливых двух Георгиев.
Однако Хрущев предоставил слово Подгорному, который не стал «терять попусту время», как он выразился, сразу перешел к делу, а именно:
— Мы перед вашим приходом два часа обсуждали ситуацию в стране, нам Ни¬ кита Сергеевич пересказал о вчерашней вашей нелегкой беседе, я отвлекусь немного и передам вам наше общее спасибо за вашу прямоту и партийную ответственность во вчерашнем разговоре с Никитой Сергеевичем.
И все они после этих слов встали. Потом, когда Хрущев всех усадил на место, он сам уже продолжил начатый Подгорным разговор (как всегда это с ним бывало):
— Действительно, это так, вчера мы поговорили честно, по-партийному откровенно, как могут говорить только коммунисты. А до вас мы два часа обсуждали кандидатуру на место первого секретаря ЦК КПСС. Вы вчера были на 100 процентов правы, что я заблудился в этой работе, всю ночь продумал над этим вопросом и понял, что такой корабль, как Советский Союз, мне не под силу, а потому я как капитан слабоват. Мы сообща подобрали без вас здесь кандидатуру и решили, что лучшей кандидатуры, чем Белого Игоря Васильевича, мы не найдем, правда, под его настоящей фамилией. Во-первых, молодой и с громадным опытом всесторонней работы. Второе, — чистота души и преданность народу и КПСС. Третье — это то, где потребуется проявить жесткость, то она последует незамедлительно! Это не мое мнение, а мнение наше общее. — На этом все встали и, что меня больше всего взбесило, встал Жуков. Во мне вскипела такая ярость, что я минут пять вообще не смог выговорить ни одного слова, потом едва выдавил через свое сдавленное гневом горло:
— За что так надо мной издеваетесь? Хотите арестовать? — Не выйдет! В своем ли вы все уме, подумайте?
После этих слов я выскочил из кабинета, быстро оделся и, никому не сказав ни единого слова, поймал такси и уехал в Домодедово, взял билет на ИЛ-18 и к вечеру уже был дома в Чимкенте. В этот день я впервые почувствовал, где у меня находится сердце, но до инфаркта не дошло. В Казахстане я ни с кем не стал на эту тему разговаривать, ходил как потерянный дней 5 или 6. 11 марта 1964 г. мне позвонил Г.К. Жуков и сказал, что он вылетает в Ташкент и хотел бы встретиться у Рашидова (первый секретарь ЦК Узбекистана) 12 марта часов в 11–12 дня.
— Как настрой? — спросил Жуков. Я ему ответил, наверное, впервые грубовато:
— Как у утопленника на том свете, — но на встречу приехать пообещал, я человек подчиненный. 12 марта 1964 г. я подъехал к ЦК Узбекистана ровно в 11.00 часов, когда от ЦК отходили две «чайки». Я прошел свободно мимо милицейского поста к лифту, поднялся на этаж, где был кабинет Рашидова, зашел в приемную: меня вежливо раздели и сопроводили в кабинет Рашидова. Боже мой! Кого же я увидел в кабинете у Рашидова? — Н.С. Хрущева, В.Е. Семичастного, Г.К. Жукова, Д.С. Полянского, А.Н. Подгорного, А.Н. Косыгина, И.Ю. Юсупова (первый секретарь ЦК Казахста¬ на), ну и хозяина кабинета Рашидова. Со всеми по-мужски поздоровался и сел вместе с Г.К. Жуковым.
— Все в сборе, — проговорил Хрущев, — что же, Георгий Петрович, мы прилетели сюда по тому же вопросу. Насчет нашего предложения, на которое вы не дали ответа, а просто сбежали.
Я поднялся, первое, что я сказал, это принес своя извинения за выходку в Москве, когда ушел из кабинета Хрущева. Потом начал объяснять, почему так получилось.
— Вы, — говорю, — хотя бы одним-двумя словами неофициально со мной поговорили на этот счет, а потом уж так официально. Я представить себе не мог и не могу такого предложения, кроме как издевательства. Я по порядку объясню, почему я не дал своего согласия и не дам никогда на должность первого секретаря ЦК КПСС. Первое — это то, что я профессиональный чекист, не дипломат и не политик. Второе: я вижу весь бардак, который творится в стране последние полтора-два года, и, если займу этот пост, слишком много появится в стране пенсионеров с большими пенсиями. Третье: это наполовину сократится бюрократический аппарат. Четвертое: это на 75 процентов поменяется контингент в тюрьмах — кто там сидит сейчас, будут отпущены, а их место займут взяточники, работники Госснаба, торговли и некоторые партийные функционеры. А главное то, что я сам профессиональный контрразведчик и никудышный партийный функционер, впрочем, я с этой работой не справлюсь, а работать плохо не имею права, я убежденный рядовой коммунист! Высказав эти свои слова, я, потный как в бане, опустился на свое место рядом с Жуковым и почувствовал, что тот слегка дрожит. Минут десять все, сидя на своих местах, молчали и смотрели в стол перед собой.
Первым поднялся Георгий Константинович и сказал:
— Спасибо, тезка, за откровенный ответ, но во всех этих вопросах я был бы твоим первым помощником — все эти вопросы требуют срочного решения, и, как я понял из твоих слов, кроме тебя их никто не решит, но в своих доводах по работе в КПСС ты прав, КПСС — это наша основа, и если плохо вести партийную работу из-за неопытности и непонимания этой работы, то я с твоим отказом солидарен, есть христианская пословица или изречение — «не навреди». Кроме партийной работы ты справишься, я в этом больше чем кто-либо уверен, но в нашем предложении, товарищи, — Жуков обратился к остальным присутствующим в кабинете, — как раз и является партийная работа. Я предлагаю: не надо терять время, Георгий Петрович здесь на 100 процентов прав как коммунист, как патриот своей Родины!
После этих слов все присутствующие поочередно подошли, пожали мне руку, а Подгорный даже сказал: «Спасибо за принципиальность и откровенность, извините». На этом наше совещание закончилось.
Н.С. Хрущев подошел и почти сквозь слезы сказал: «Вот работаем мы вместе 10 лет, а я по-настоящему вас (именно не «сынок», а «вас») только сейчас узнал, извините, если что не так». Я тоже принес свое извинение и сказал: «Я по-другому жить не могу и не имею права».
После этого совещания, как каждый живой человек, мы пообедали, после обеда все разъехались по своим рабочим местам.
Мы с Г. К. Жуковым 13–14 марта были гостями руководства КНР и были приняты Мао Цзе Дуном и Чжоу Энь Лаем по интересующим нас вопросам. Вернувшись из КНР в Москву, мы заметили какое-то оживление в работе Н.С. Хрущева. Он нас пригласил к 14.00 16 марта, мы проговорили до 17 часов, он рассказал, что он предпринял по укреплению партийной и производственной дисциплины, провел совещание с аппаратом ЦК КПСС, с секретарями ЦК. Сказал, что он долго беседовал с Косыгиным насчет подбора и расстановки кадров в министерствах и ведомствах, в том числе в Госснабе и Госплане. Оказывается, туда Брежнев тащит разных Дымшицев и Лившицев, не согласовывая с Косыгиным, а письменно дает указание и все. Было сказано, что дело тут вовсе не в национальности, а в том, что должен быть строгий контроль при назначении на высокие хозяйственные должности. Туда не должны попадать ловчилы и взяточники.
Мы знали о художествах Брежнева по «подбору и расстановке» кадров и о том, что Брежнев пообещал, что по приходу его к власти первого секретаря ЦК КПСС Хрущев будет расстрелян. Но мы слушали больше Хрущева, сами почти ни о чем не говорили.
Когда ушли из кабинета Хрущева, я вылетел в Казахстан и попросил Г.К. Жукова, чтобы он переговорил с Брежневым о «расстреле Хрущева». Пусть эта чернобровая сударыня (мы в шутку так между собой называли Брежнева) запомнит: если он дей¬ ствительно расстреляет Хрущева, то на второй день я пристрелю его, чего бы это мне ни стоило. Попросил Жукова, чтобы он переговорил с Брежневым уже в марте, если тот не даст обратного слова, то я через 5-10 дней вернусь в Москву говорить с Бреж¬ невым на другом языке.
— Да врет Брежнев, — высказался Жуков, — он рад будет сесть в кресло первого и все, хотя я, конечно, с ним встречусь и переговорю на эту тему. Если Брежнев твердо заявит, что расстреляет Хрущева, то мы отыграем так: ты возвращаешься в Москву, даешь согласие на предложенное место первого секретаря ЦК КПСС, а вторым секретарем назначаешь первого секретаря горьковского обкома партии Катушева! Это не ради сенсации, а ради устройства жизни на земле советской. А с Брежневым мы потом поговорим, разумеется, мы люди нормальные и ни в кого стрелять не будем и другим не дадим.
На этом мы и расстались, я улетел в Чимкент, Георгий Константинович уехал на дачу к Гречко, они ранее договаривались. 18 марта я позвонил Г.К. Жукову и спросил его, встречался он с Брежневым по поводу Хрущева или нет?
