Мне-то не рассказывай. Я тебе не Женя твоя, которой можно на уши навешать, что обычно вешают, — перебил меня Иван. — Знаю, куда ты хочешь. Героем решил стать?
— А если и так? Вот тебе какое дело?
— Действительно. Мне вообще до одного места должно быть. Не знаю, насколько ты знаком с войной, но это не самая хорошая затея. Это тебе не на полигон летать на «элочке», — продолжил наседать на меня Швабрин.
Хотелось бы ему сказать, знаю не понаслышке. Но ведь однозначно, не поверит.
— Ты как будто знаком, Фёдорович. Зачем отговаривать меня? Сам же понимаешь, что бесполезная затея, — стоял на своём я.
— Так я и не стараюсь тебя отговорить. Совет дать хочу. Как мне кажется, дельный в твоём случае.
— Весь во внимании.
— Мне как-то один человек сказал, и на всю жизнь наказал запомнить: на войну не напрашивайся, от войны не отказывайся. Надеюсь, ты меня поймёшь.
Странное послевкусие оставил у меня этот разговор. По своему настоящему возрасту, я старше этого старлея, да только в текущей ситуации он мне рассказывает очевидные вещи, а не я ему.
— Честно скажу, Фёдорович, в последнее время, ты мне нравишься всё больше. У тебя есть все шансы стать нормальным мужиком к нашему выпуску, — сказав, улыбнулся я.
— Серёга, давно я тебя не посылал.
Начинало вечереть, и дачный посёлок всё больше погружался в темноту. По возвращении на дачу, картина предстала перед нами не очень хорошая.
Играл из магнитофона «Спутник» вечный хит «Арабески» про полуночного танцора. За столом наши товарищи отсутствовали. Вместо них, в свете одинокой лампочки, свисающей с крыши навеса, горланили эту песню три пьяных поросёнка, измазавшихся в плове и остальной закуске.
— «Штаны Монтана — ага, ага. Купи мне мама — ага, ага...», — громче всех кричал Тёмыч, который, судя по активной жестикуляции, ещё мог что-то соображать.
Ниф-Ниф и Нуф-Нуф, они же Костя и Макс, слабо выполняли роль бэк-вокалистов. Завидев нас, поступило предложение отметить наше возвращение.
— Вам больше не наливать, это приказ, — улыбнулся Швабрин, аккуратно поднимая Костяна и указывая мне на Макса. — Давай их перетащим на кровать.
Придав горизонтальное положение первым двум поросятам, пришёл черёд третьего. Да только с Наф-Нафом, он же Тёмыч, оказалось всё гораздо сложнее. Как и в знаменитой сказке, третий представитель семейства свиноподобных оказался самым умным и... пошёл гулять, пока мы занимались укладыванием спать его товарищей.
— Иди сюда! — громко позвал его Швабрин, завидев, как Рыжов бежал в сторону забора, вытаптывая грядки.
— Не пойду спать. Я ещё не все песни спел, — убегая всё дальше, кричал Артём.
— Там яма! Стой! — позвал я Рыжова, но было уже поздно.
— Ну что за свин неаполитанский, — сказал Швабрин и заспешил вместе со мной к свалившемуся в яму с мусором Артёму.
— Для него начинает становиться доброй традицией, поваляться в яме с отходами, — смеялся я.
— Ба…его ж теперь ещё и отмывать надо?
— Я ж говорю, Фёдорович, ему не привыкать. Протрезвеет, сам помоется.
Подойдя к краю небольшой ямы, на нас смотрело расстроенное лицо Артёма, измазанное в каких-то пищевых отходах.
— Похоже, мой концерт на сегодня окончился, — расстроено сказал он, стряхивая с себя траву.
— Вылезай, Магомаев недоделанный. Сейчас пойдём воду греть. Только не знаю, насколько это нам поможет, — сказал Швабрин, снимая с ушей Тёмыча остатки сухой рыбы.
— Ничего. Главное, что мне сегодня к Свете... ик... не надо и телефона тут нет, — сказал Артём, в тот момент, когда его лицо осветили автомобильные фары.
К калитке подъехал ВАЗ-2106 «Жигули» морковного цвета. Это был автомобиль семейства Кузнецовых.
— Артём! Ты где? — вбежал на территорию дачи Иван Иванович, отец Светы.
— Мы здесь, — хором произнесли все трое.
— Ох, я спешил. Ваня привет, Сергей... ого! — начал здороваться с нами Кузнецов, но вонь, исходившая от Артёма заставила его прикрыть нос.
— Ничего, Иван Иванович. Привыкните, — сказал Швабрин.
— Так, это сейчас не самое страшное. Нам ехать надо, — сказал полковник, указывая на автомобиль.
— Куда? — снова хором произнесли все трое.
— Никаких отговорок не хочу слышать. Кажется, началось. Вы представляете, возможно, уже сегодня я стану дедом!
Подготовить будущего папашу к первой встрече с его ребёнком оказалось не совсем простой задачей. Тяжело отмывать такого свинтуса, да ещё и в холодной воде.
— Терпи Тёмыч! Нечего было по грядкам моим бегать, — приговаривал Федорович, сливая еле тёплую воду на Рыжова, который обмывался в «летнем» душе.
— Да, хооо... лооооддддно, — пытался передать свои ощущения Артём, но температура воды делала своё дело.
В это время Иван Иванович совершенно спокойно попивал чай на травах, сидя за нашим столом, с которого я в быстром режиме убирал остатки еды.
— Серёжа, не торопись. Без нас не родит, — говорил он. — Хороший чай. А какой повод-то был застолья?
— Товарищ полковник, не было застолья. Рыбалка у нас была, — крикнул я из дома, очень быстро пряча недопитый коньяк в кухонный шкаф.
— Мда, я думал вы нормальные ребята. Кто ж «на сухую» ходит на рыбалку? Вот у вас и клёва не было, что выпили мало, — наставлял меня Кузнецов, когда я вышел из дома.
К этому моменту банно-прачечные мероприятия Артёма закончились. Пахло от него стойким ароматом хозяйственного мыла вместо букета запахов компоста.
— Иван Иванович, без пяти минут папаша к выезду готов, — весело сказал Швабрин, представляя Кузнецову его зятя.
Дрожал Тёмыч как заяц перед дулом ружья. Горячий чай ему совершенно не помогал, а другой согревательный напиток вряд ли одобрит полковник.
— Серёжа, тащи коньяк, — сказал Кузнецов, показывая на дом.
— Какой коньяк? — решил закосить я под дурачка, но выглядело это очень глупо.
— Ты из меня ослика Иа не делай. Запах благородного напитка я услышал ещё возле калитки. Тащи быстрее, а то он сейчас от тряски развалится.
Приведя более-менее в порядок Артёма, мы прыгнули в морковный автомобиль Кузнецовых, стартуя по направлению к городу.
— Света из больницы позвонила, сказала, что сегодня родит. Она паникует, что тебя не будет рядом, вот и везём тебя с ветерком, папаша, — смеялся Иван Иванович, выруливая с просёлочной дороги посёлка. — Домой только заедем, Капитолина Павловна
