Здоровенькая, красивая, вся в родителей. С вашей женой тоже все хорошо, скоро переведем в палату.
— Спасибо! Эх… папкой стал, представляете, — едва сдерживая слезы, сказал мужик, пытаясь совладать с накатившими эмоциями. — Так-то я мальчика хотел, но девочка тоже хорошо.
В ночной тишине раздался душераздирающий крик женщины. Да такой долгий и сопровождающийся кучей проклятий, что мы с Артемом прифигели. Из услышанного, можно сделать вывод, что предположительно Грачева, винила во всем отца ребенка, который обрек ее на мучения.
— Палыч, ну ты где? — крикнул Георгий Бакратович в коридор.
Сотрудники больницы вели себя так, будто не слышали криков. Я же был напряжен и искренне переживал за девушку. За что на их долю столько мучений выпадает? По побледневшему лицу и выпученным глазам Тёмыча, было видно, что он тоже переживает. Правда скорее всего за мужа Грачевой, который курил уже третью сигарету подряд.
— Бакратыч, как я тебе сейчас хочу ответить в рифму, — донёсся до нас ответ. — Ща, подойду.
— Так, мужики огонёк будет? — спросил Георгий Бакратович, и тут же получил от толстого коробок спичек.
— Вон, Бакратыч, новенькие. Первый раз рожаете? — спросил у нас бородатый.
— Ага, — ошарашено ответили мы.
— Подскажите, а как нам к Кузнецовой пройти? Она в отдельной палате лежит. Мы договаривались, — сказал я, вынимая из пакета небольшую бутылку коньяка «Аркадия».
— Одесский. Тоже неплохо. Проходите, палату там спросите, — сказал Бакратович, взяв «чекушку» и прикуривая папиросу.
О, а всё оказалось проще некуда. Медленно зайдя в отделение, мы тут же столкнулись с медсестрой, которая успокаивала беременную девушку, сгибающуюся от боли.
— Не забывай про дыхание. Глубокий вдох и медленный выдох. Дыши, — держа её под руки, медсестра довела женщину до какого-то блока и передала, судя по всему акушерке. — Галь, документы на стол положила, оформишь. Я позже подойду.
— Как дышать? — крикнула девушка, заходя в какое-то помещение.
— Как паровозик: чух-чух-чух, чух чух-чух. Галюнь, как загудит, Бакратовича позови, — сказала женщина, проходя мимо нас. — Вы к кому?
— К Кузнецовой, — хором ответили мы.
— Ааа, не определились чей и от кого? Бывает. Хорошо, что ей есть из кого выбрать. Так, Кузнецова… не припомню такой. У Верочки спросите, — махнула она рукой в сторону поста дежурной медсестры, которая сладко спала, облокотившись на стол.
— Странно они тут наведение выполняют, — сказал я.
— Ага, никто не может нормально нам курс сказать. Штурмана на них не хватает! — возмущался Артём.
— Ой, мамочки! Ой, помогите! — выбежала из какой-то палаты девушка размахивая пелёнкой. — Врача! Быстро врача, — подбежала она к нам, притягивая к себе за одежду Артёма.
Тёмыч слегка растерялся в данной ситуации, и уставился на меня. Типо не знает где врач, балбес! Косит, наверняка, под такого.
— Тут стой, а лучше сам поищи Свету.
— Эээ… Погоди Серёга. Пакеты то отдай, мне к Свете с пустыми руками идти нельзя.
Взяв один из пакетов, Артём вытащил из него рисунок с цветами в вазе, который он предусмотрительно нарисовал у Кузнецовых дома. Вначале хотели купить цветы, но мама Светы, сказала, что с цветами в роддом нельзя. У новорожденных деток может быть аллергия. Так что Артём решил проявить креатив.
Спешащая девушка резко притихла, уставившись в рисунок.
— Всего три цветка? — скривившись, заявила она. — Девять месяцев у нас недомогание, нас тошнит, ни поспать, ни поесть нормально толком, потом мучаемся в родах. И всего три цветочка?
— Блин… Серёга, я как чувствовал, что где-то накосячил. Может дорисовать по-быстрому, а? — нахмурив брови, озвучил мысли вслух Артём.
— Да все у тебя нормально. Не переживай. Зато они у тебя красивые и большие, — подбодрил я друга. Хотя зная Свету, возможно, он и прав. — Пойдёмте девушка. Я вас к врачу провожу. Что у вас случилось? — подхватил я её под руку и повёл к тамбуру, где врачи устроили себе небольшой перекур.
— Ох, не поверите! Быстрее к врачу, — тяжело вздыхала девушка, держась за живот и не выпуская скомканную пелёнку.
Я выглянул в коридор перед входом в отделение, а там уже всё было на мази. Мужики разложили нарды и соорудили подобие столика на табуретке.
— Шесть-шесть. А я вот сейчас тут закрою, — предвкушал хороший ход бородатый.
— Ну, куда ты?! — негодовал Бакратович, который попивал что-то горячее из стакана, если судить по пару, исходящему из него.
— Карапетыч, ты чего думаешь? — спрашивал толстый посетитель.
— Тебе надо вон тройку крыть. Пять-четыре выбрасывай, — сказал второй врач, оборачиваясь на меня. — Молодец, чего там? Не твой оказался ребёнок? Признала девушка другого отцом?
— Тут это...
— Да проходи парень. Сейчас выпьем, и домой пойдём вместе, — сказал Палыч, достав из авоськи бутылку водки «коленвала». — Стаканчики, коллега.
— Да не в этом дело, мужики. Тут девушка за спиной. Плохо ей.
— Отвори дверку, — сказал Бакратович.
— Это я — Занозова. Георгий Бакратович вы не поверите...
— Верю, Занозова. Сейчас подойду, — сказал он. — Не выходи сюда, чтоб не простудилась.
Как только врач зашёл обратно в отделение, девушка с весьма говорящей фамилией принялась рассказывать о своих тревогах. Вместе с Георгием Бакратовичем мы повели её в кабинет и усадили на стул.
— Не спится мне. И так повернусь и так. К окну подойду, а там темно, представляете? — удивлённым тоном сказала Занозова.
— Странно. На улице ведь почти полночь, — сказал Бакратович, чем вызвал у меня улыбку.
— Я думаю, чего делать. Зову медсестру, а она пришла и укладывает меня. Я ей говорю, рожать давайте! Укрывает, по голове гладит. Как это вам?
— Действительно. Очень странные вещи рассказываете. Обычно у нас розгами бьют, чтобы спали, — продолжил иронизировать врач. — Рожать тебе пока рано.
— Я в туалет, а там... Как закричу, да как выбегу! Кричу, надо рожать!
— Вы туалет, наверное, увидели? Грязный? — решил я поддержать Бакратовича.
— Вот и я про тоже. Чистый туалет, будто только вымыли. Возвратилась я, а на пелёночке у меня червяк с разноцветными прожилками. Вы представляете? — заплакала девушка. — Истерика у меня, доктор. Что мне делать? — замахала она перед нами своей пелёнкой.
— Не плачь, Занозова. Всё будет хорошо... Ты лучше пеленку
