– Ты – хёвдинг, – после паузы по-скандинавски произнес варяг. – Кто вправе заставить тебя действовать против собственной воли? Только ты сам. Но если когда-нибудь ты станешь ярлом, настоящим ярлом, а не морским, то поймешь, что есть кое-что повыше, чем воля викинга.
– И что же?
– Закон, – сказал Трувор, поднимаясь. – Закон, который одинаков и для тебя, и для того, кто живет под твоей рукой. Когда ты это поймешь, то поймешь и князя Рюрика, который не захотел отдать своих людей твоим хирдманам. Он просил сказать, что по-прежнему считает тебя своим человеком. Тебя и твой хирд.
А я вот так больше не считаю. Но поработать на него готов. За деньги, разумеется.
Вот будет радости моему братцу, если мы таки заключим контракт с Водимиром. Двойное жалованье как-никак.
Глава 27
Князь Водимир и свита
До Водимирова города нас подбросила «попутка»: снекка ободритского купца. Всю дорогу купец дул пиво со мной и Палицей и однообразно хвастался родством с князем Рюриком. Его прапрабабушка была двоюродной сестрой прадедушки Рюрикова деда, который породил дщерь, которая вышла замуж за вендского князя, который…
В общем, я запутался уже на третьем колене. Но зато понял, почему Рюрик так хорошо говорит по-словенски и почему его зовут Красным Соколом. Потому что по какой-то там линии он имеет право на титул вендского князя и, кстати, с Гостомыслом они тоже были родней еще до того, как Хрёрек, то бишь Рюрик, взял в жены его дочь. Седьмая вода на киселе, но всё же… Здесь это важно.
Распутать заковыристую пряжу родственных отношений я не успел. Купец вырубился. И допивали бочонок мы уже на троих с Хавгримом и Гуннаром.
Вихорьку я нажираться не позволил. Молод еще. Литр принял – и довольно. Опять-таки должен же кто-то стоять на страже. Я очень хорошо помнил, чем закончилась моя прошлая пьянка. Да и не только прошлая.
Гостевать мы отправились вчетвером. Перед этим мне пришлось выдержать словесную баталию с Медвежонком, который считал, что идти мы должны всем хирдом. Ну, может, без отца Бернара и новобранца Траусти.
А потом я перенес баталию постельную – с Зарёнкой, которая почему-то решила, что это наша последняя ночь. «Ночь» длилась с вечера до полудня следующего дня с перерывом на коротенький сон и еще более коротенький завтрак в постели.
«Спас» меня Трувор. Услышав голос папы, моя возлюбленная смылась через черный ход. Нравы здесь вольные, но борзеть не стоит. Тем более с таким папой, как Трувор Жнец. Телесные наказания тут обычное дело. И пока девушка не замужем, папаша имеет полное право выдрать дщерь хоть вожжами, хоть розгами. Впрочем, такому, как Трувор, достаточно обычного шлепка, чтобы след отцовской длани не сходил неделю. А зачем же портить такую замечательную попку еще одним синячищем? На ней и так… Впрочем, я отвлекся.
Отправились мы вчетвером, и вчетвером пришли домой к дяде Добромыслу, который в свою очередь привел нас на княжий двор.
– Ульф Свити и его люди! – торжественно представил нас Добромысл.
За прошедшие годы князь Водимир мало изменился. Внешне. Даже запомнившаяся мне круглая, усыпанная самоцветами шапочка на голове – та же.
Зато резиденция его изменилась кардинально. Вместо небольшой крепости – настоящий город, в котором вовсю шло строительство, и в воздухе висел знакомый дух корабельной верфи, хотя «корабль», который здесь строили, никуда не поплывет. Вернее, поплывет, но только по реке времени.
«Это же не просто Новый город, а тот самый Новгород Великий!»
Мне даже показалось, что я узнал место, где когда-нибудь встанет мост через Волхов. Хотя это, скорее всего, ложная память.
И я взглянул на Водимира по-другому. С нескрываемым уважением. Этот человек заложил город, которому, без преувеличения, стоять в веках. Какова бы ни была дальнейшая судьба князя Водимира.
Князь «прочитал» мой взгляд, но понял по-своему.
– Ты видишь, вождь нурманский, как я живу и правлю. Разве сравнятся со мной ладожские соправители?
Я дипломатично промолчал, но Водимиру мой ответ и не требовался.
– Их время прошло, – князь взмахнул рукой, будто сбрасывая лишние фигуры с шахматной доски. – Да ты, вождь, и сам это знаешь, иначе не пришел бы ко мне.
– Что он говорит? – спросил Хавгрим Палица. – Хвастает?
– Говорит, что среди здешних конунгов – он самый сильный, – перевел речь Водимира Вихорёк. – Скоро он всех убьет и останется единственным конунгом.
– Вождь, – Гуннар Гагара коснулся моего плеча. – Хватит болтать. Я жрать хочу. Скажи ему, что мы с дороги и проголодались.
– Может, сам скажешь? – предложил я, тоже по-скандинавски.
– Могу и я, – согласился Гуннар и прорычал на русском: – Мы есть гость, конунг. Обычай наш: гость кормить надо. У вас так?
– Это мой воин, – пояснил я. – Гуннар по прозвищу Гагара. Он не слишком учтив, зато в бою ему нет равных.
Гуннар скорее угадал, чем понял, но приосанился, покосился на Палицу, но тот по-словенски не понимал, потому мои слова не оценил.
– Скажи своему воину, что у нас тот же обычай. Прошу! Вы – мои гости, храбрые нурманы!
От улыбки князя сердце нетренированного человека прихватывало ледяной корочкой, но я – тренированный. Мне Ивар Бескостный улыбался.
Трапезная у Водимира – на вырост. Человек на триста-четыреста. Но и сейчас в ней – никак не меньше двух сотен. Гостей, разумеется, обслуга – не в счет.
Князь – на возвышении, с боярами и прочими ближниками. Добромысл – по левую руку. Значит, в табели о рангах он здесь третий. Второго, мордастого плечистого дядю в золоченой броне, расположившегося справа от князя, я не знал. Но уже догадывался. Наслышан, кто у Водимира воевода номер один.
Меня за княжий стол не пригласили. Но посадили от «верха» недалеко. И кучно с нашими. Я взял с собой троих: Хавгрима, Гуннара и Вихорька. У последнего было особое задание.
«Ты знаешь язык, и ты молодой, – пояснил я сыну. – Твоя задача: слушать, наблюдать, запоминать. Пьяные дружинники болтливы и хвастливы. То, что нужно. Однако будь осторожен: если кто-нибудь заподозрит, будет нехорошо. Так что прикидывайся простачком. Можешь рассказать, как мы ходили в вик на англов. Здешним понравится. Но не хвастай. Пусть они думают, что ты лишь недавно из детских[11]. И дренгом, отроком по-здешнему, стал совсем недавно. И сам ни к кому не задирайся. Мы гости, но нас тут не слишком любят, так что будь начеку!»
Ну да, мы были гостями, но гостями, которым не рады. Мы – нурманы, а нурманов здесь не любят по определению. С другой стороны, а кто их, то есть нас, – любит?
