Еще бы им не знать! Если Гудериан постигал тонкости использования «Гросс трактора» в городе Kazan, в танковой школе «Kama», подальше от инспекторов Антанты. Русские учителя тогда еще не «Быстроходного», а просто Гейнца, комбриги Триандафиллов и Калиновский очень подробно, тщательно раскрывали ему смысл и задачи «глубокой операции». Хорошо они его учили, на совесть…
Впрочем, не одни они были прекрасными учителями немецких офицеров…
Например, толстяк Геринг, во время повышения своей квалификации в русской летной школе в городе Lipetshk, встретил у липецкого Курортного Бювета девушку, которая доходчиво объяснила Герману, что же это такое «Любить по-русски»(тм). Видимо, это проняло будущего рейхсминистра авиации до глубины души. Потому что, хотя у бедной барышни ПОТОМ и были некоторые проблемы с компетентными органами, зато в течение всей войны, названной Второй Мировой, на Липецк не упало ни единой бомбы, сброшенной самолетами Люфтваффе. И что бы Герингу в Москве не учиться… или хотя бы в Ленинграде…
…Короче, Гудериан на всякий случай наорал на своих бедных штабистов, чтобы не расслаблялись, и дал команду «выбросить» передовые отряды 17 PD для проверки гипотезы, насколько тупы пехотные генералы и как широки у них от страха глаза…
«А штурмовая и бомбардировочная авиация?» — спросите вы.
Ну да. Возвращающиеся из налетов на русские контратакующие танки пилоты с горящими глазами сообщали, что каждый из них уничтожил пять… нет, десять… нет, пятьдесят руссише панцеров, причем одной сброшенной бомбой. И еще они разогнали целую кавалерийскую дивизию… нет, кавалерийский корпус… нет, конную армию русских! Потратив на это целых сорок семь патронов из боезапаса MG-15 стрелков-радистов.
Проявка кинофотопулеметов показала: да, самолеты летали. Кого-то бомбили. Какую-то технику. Может, даже и танки. Лошади тоже вроде были… (И ведь действительно лошади были. А кто, по-вашему, в упряжке повозок Полевого Хлебозавода № 48 был? Страусы, что ли?).
Специально посланные самолеты-разведчики из корпусных авиаэскадрилий Гудериану картину тоже не прояснили. Потому как со времен Великой войны он вывел для себя аксиому, что больше всех на войне врут разведчики и газетчики. Потому что первых — поди проверь, а вторых — поди опровергни…
Следовательно, майне херр, свой глазок — смотрок. И вместе с передовыми отрядами к неясной линии фронта отправились командиры танковых дивизий — Модель, фон Лангерманн-Эрленкам, фон Вебер… Для РККА образца 1941 года — ситуация совершенно невероятная.
А впрочем, Климент Ефремович Ворошилов, говорят, с винтовкой в руках водил в контратаку моряков под городом-героем Ленинградом, на Лужском рубеже… и был ранен.
Ну так то же Клим Ворошилов… Легенда! «Первоконник»! Его бывший сослуживец, генерал Доватор, тоже, бывало, самолично скакал на фашистов впереди своих донских казаков, на горячем белом коне, в белой папахе и белой бурке, махая над своей удалой еврейской головой Почетным Революционным клинком. «Как на грозный Терек, на высокий берег…»
…Тот танк, который попался на прицел Эспадо, как раз и входил в одну из таких передовых групп…
Так что то, что он на прицел попался, было неудивительно. Удивительно было то, что Эспадо в него попал. Почему удивительно? Потому что за восемь месяцев службы Эспадо стрелял из штатного орудия ровно четыре раза, каждый раз щедро отпущенными тремя снарядами. И еще три раза из пулемета ДТ, по двадцать патронов…[92]
Ну, допустим, и сам красноармеец Адольфо, и его отличный башнер родились гениальными стрелками. А остальные? Хорошо, допустим, пушку жалели, хотя живучесть ствола «сорокапятки» просто поразительна… Хорошо, жалели снаряды. Хотя стоимость одного 45-мм выстрела относительно не велика — три бутылки «Столичной»!
Но про «стволиковые стрельбы», когда в ствол пушки вкладывается винтовочный ствол и стреляют из нее для тренировки наводчиков винтовочным патроном, кто-нибудь из гениальных танковых комкоров когда-нибудь слыхал?
И если башнеры не умели стрелять, «наезд» водителей составлял шесть моточасов, в «поле» техника не выводилась — чем же личный состав в служебное время занимался? Ведь не все же время в подшефном колхозе картошку окучивал? Или все же действительно, именно все? И это АРМИЯ?!
…Когда оставшийся без бриджей генерал плотно уселся пухлыми белыми ягодицами на свое «командирское» место, «саблезубый» осторожно двинулся вперед…
Первое, что увидели на дороге члены экипажа, — пять стоящих друг за другом разбитых советских танков. Это поработали бомбы пикировщиков. Машины были разбиты вдребезги, где башня, где корпус, где обрывки гусениц… О судьбе людей даже думать было больно…
Чуть подальше по дороге лежал на боку опрокинутый танк, а за ним стоял танк, у которого, видимо крупным осколком, вскрыло лобовую броню, как консервную банку… Лист брони при этом был скручен, как бумага — только клепки по краям торчали…
…Эспадо не увидел, а только лишь звериным чутьем вдруг осознал, что слева от него появилось что-то враждебное, опасное… И тут же что-то с истошным визгом унеслось от него прочь, чиркнув по чуть скошенной башенной броне, от которой мгновенно отлетел целый сноп искр, подобных ярким искрам окалины, когда в кузнице кузнец молотом бьет по раскаленной поковке…
— Левее дерева, танк, 500! — крикнул Адольфо, ныряя в башню.
На этот раз поймать в прицел небольшую вражескую машину никак не удавалось. Только Эспадо поймает врага в прицел, а он уходит то влево, то вправо, меняет направление…
Без результата дав два выстрела, «саблезубый» получил чувствительный удар в маску пушки. От внутренней стороны брони оторвались осколки, брызнули в лицо, впиваясь в переносицу, в подбородок, в щеки. Сквозь звон в ушах донеслось жалобное хныкание генерала.
— Командир, ухожу влево, щас спалит, гад! — раздался в ТПУ хриплый вскрик мехвода.
Резво развернувшись, «саблезубый» кормой глубоко вломился в заросли и замер. Размазывая по лицу струящуюся кровь, Эспадо откинул люк и огляделся. Кто, где, понять было совершенно невозможно!
Ясно, что от своих они оторвались. А совсем рядышком бродит немецкая бронетехника…
Перегнувшись через край башни вперед, Адольфо увидел, что рядом с маской пушки засел 2-см немецкий бронебойный снаряд, его сине-фиолетовое донце черным кольцом окружала вскипевшая, оплавившаяся, но выдержавшая удар броня. Слева на башне осталась синеть глубокая борозда, оставленная другим снарядом. В общем, легко отделались. Хотя внешний вид у танка, с учетом предыдущих шрамов и царапин, был явно не парадный.