— А шиша они не хотят получить?! — Болезненная бледность на щеках стала окрашиваться багровым румянцем. — Нас хотят заставить отдать золото и еще платить по царским долгам?!
— И по займам Временного правительства!
— Они не получат ничего и могут выбросить бумаги с русскими займами на ближайшую помойку! — Вологодский взъярился, что было чрезвычайным делом. — Мы не Россия, а Сибирь, и золотой запас империи полностью состоит из золота, которое добыли здесь! Если мы начнем определять свою долю, то ляхи и чухна без штанов останутся и будут дальше квакать в своих болотах. Пока они платить не будут, то и мы платить не станем. Надеюсь, что вы, Иван Иннокентьевич, объяснили это «союзникам»?!
— Вполне достаточно, Петр Васильевич, и не уступал их давлению. Хотя господин Гаррис не настаивал, наоборот, он счел мои возражения вполне разумными и достаточными. Как и господин Като, который предложил вообще снять долговые обязательства с Сибири или сделать их прямо пропорциональными доле нашего населения в империи.
— Япония и САСШ стоят на нашей стороне, и этого вполне достаточно, чтобы отвергнуть наглые французские домогательства. — Вологодский устроился удобнее в мягком кресле и поправил лежащий на коленях плед. — В прошлый раз они потребовали платить им по процентам от величины занятой нами территории. Я был бы последним идиотом, если не то что принял, а попытался обсуждать столь возмутительные предложения.
— Я полностью согласен с вами в этом вопросе, Петр Васильевич, — Серебренников улыбнулся краешками губ. Его широкий и большой лоб покрылся мелкими каплями влаги.
— В дальнейшем я категорически откажусь вести какие-либо переговоры по долгам без участия всех заинтересованных сторон, включая и государства Балтийского моря.
— Польшу теперь можно не считать, она стала коммунистической. — Вологодский отпил лечебного настоя из стакана. — На очереди Германия, и недалек тот час, когда англичане с французами заговорят с нами заискивающим тоном… Да, это время очень близко…
Серебренников с молчаливым участием смотрел на больного премьер-министра, откинувшегося на подушку от усталости. После московских событий и полученного ранения Петр Васильевич стал чаще прихварывать, но, к великому удивлению окружения, более энергично работать и чаще занимать бескомпромиссную позицию, с напором отстаивая интересы сибирской государственности.
— Нужно предложить, Иван Иннокентьевич, немедленно собрать в Лондоне международную конференцию по всем проблемам, связанным с распадом Российской империи. На основе равноправного участия всех заинтересованных сторон…
— В таком шаге заинтересован и британский кабинет, Петр Васильевич. И посол тоже предложил Лондон.
— Еще бы им быть в стороне! Это их любимая политика — участие в различных конференциях, дабы лоббировать британские интересы и с общего согласия получить то, что нужно, — Вологодский хмыкнул и с некоторым оживлением потер ладонь об ладонь.
— Но с этим вряд ли согласятся французы. И нам следует опасаться их интриг, в которых они известные мастера. Весь этот поток клеветы, порочащий вас и Константина Ивановича, профинансирован нашим газетчикам, как мне удалось узнать, именно французскими деньгами.
— Мне это давно известно, Иван Иннокентьевич.
— Так почему вы не ликвидируете эту грязную помойку, в которой наше правительство обвиняют в сговоре с большевиками и получении от последних… крупного вознаграждения, я бы так сказал.
— Взятки? Ведь именно это вы имели в виду? — Вологодский издал смешок. И повеселел: — Эту газетную возню мы можем перекрыть в любой момент, начав судебный процесс и разорив издателей. Требуемые документы у нас есть, да и военный министр, как вы знаете, все… Как это он сказал? — Петр Васильевич пожевал губами. — Проспонсировал! Вот-вот! Проспонсировал детский дом, взяв с них расписку и подписанный уважаемыми профессорами университета полный перечень переданного имущества. Но еще рано прибегать к такой мере.
— Почему? — Серебренников был искренне удивлен такой терпеливостью премьер-министра к клеветникам.
— Не далее как вчера спецпредставитель САСШ полковник Донован предупредил, что на меня возможно покушение группой эсеров, которым заплатил помощник военного агента капитан Жиро, щедро заплатил, не торгуясь. Об этом, кстати, давно знает ГПУ, известно также и полковнику Фукуде, который тоже выступил с предупреждением.
— Вы приняли меры?
— Конечно, панцирь под одеждой давно ношу, с июня. И с вас требую того же. Покушение не опасно — убийцы будут схвачены на днях, вместе с заказчиком, этим французским капитаном. Мы их поймаем на горячем, схватив за руку. И предадим суду!
— Офицер имеет дипломатическую неприкосновенность. Это вызовет серьезное осложнение в наших отношениях с Францией.
— Плевать! — Вологодский приподнялся, глаза гневно засверкали. — Они до сих пор не признали нас де-юре, не приняли нашего посла, но своего здесь держат да еще долги с нас требуют. А теперь еще и покушение на меня готовят чужими руками, дабы войну с красными вызвать. Не удивлюсь, если и в Константина Ивановича, и в вас тоже начнут пулять! С этим нужно покончить раз и навсегда! Хватит нас за совсем безмозглых держать! Мы их выпнем отсюда, чтоб духа лягушатников здесь не было!
Серебренников наклонил голову, как бы соглашаясь, но пряча неуместную улыбку. Теперь он полностью уверился, что гарантии от трех великих держав получены и предпринятые меры будут одобрены. Ну что ж, они свою выгоду блюдут — такой сытный пирог, каким является Сибирь, гораздо лучше делить на троих, чем на четверых.
Но и генерал Арчегов в который раз оказался прав, предвосхитив события и сказав однажды, что в конце концов останется только один всадник, ибо Боливар двоих не вывезет, не говоря о четверых. И вряд ли этим седоком будет тот, кто говорит на непонятном сибирякам языке…
Тешин
— Не бойся, ничего не бойся. Я с тобою!
Иржи Колер прижал к себе жену, гладя ее по волосам, а сам смотрел в окно, прикрытое занавеской, — в щель были хорошо видны идущие по улицам городка красноармейцы.
Это была настоящая армия, не та, которую он видел весной прошлого года, как раз перед тем, как чехословацкие полки покинули фронт и были отведены на охрану Транссиба: солдаты были неплохо экипированы, пусть и с некоторой разношерстностью.
Вначале по улицам процокали копыта примерно двух сотен всадников в ладно пригнанных защитных гимнастерках и в остроконечных суконных шлемах, похожих на старинные русские «богатырки». Поперек груди шли нашитые синие полосы — Колер уже знал, что их именуют «разговорами».
