Вначале по улицам процокали копыта примерно двух сотен всадников в ладно пригнанных защитных гимнастерках и в остроконечных суконных шлемах, похожих на старинные русские «богатырки». Поперек груди шли нашитые синие полосы — Колер уже знал, что их именуют «разговорами».
За ними, в ногу, а не вразнобой, прошло не менее двух батальонов пехоты, у многих на груди уже были красные полосы и такие же шлемы, хотя некоторые солдаты были в железных касках или фуражках. Впрочем, последние носили и все красные командиры, в которых угадывалась офицерская выправка, вбитая намертво в старой русской армии.
Иржи тяжело вздохнул — он никак не ожидал, что за годы, проведенные в России, легионеры настолько пропитаются духом революции и откажутся воевать, разбежавшись после первых же выстрелов, дабы не остаться с носом и не получить штык в брюхо.
Дезертировал и он сам, но хоть законно, сославшись на полученные в боях ранения, и теперь смотрит в окно на победителей, которые принесли со своими винтовками и листовки, обещавшие «заводы рабочим, землю крестьянам, а деньги всем обездоленным».
— Их уже не остановят? — с нескрываемым страхом спросила его жена, и в ответ Иржи мотнул головою.
Он полностью разделял ее страхи и не надеялся на то, что чехи воспылают жертвенностью. Да и как они могут, если каждый второй солдат побывал в России и видел, какую власть взяли в руки униженные и угнетенные.
После этого прикажете чехам воевать за интересы банкиров и заимодавцев?! Или принять пулю, защищая владельца, у которого за чудовищную плату арендуешь несколько акров земли? Или торговца, что дерет с тебя две цены, а заодно три шкуры?! Или за алчного фабриканта, на которого работаешь как проклятый, потому что боишься стать безработным и потерять кусок хлеба, на который масло раз в неделю мажешь!
Но то чехи, а про словаков, что втайне их ненавидели, Иржи вообще не мог сказать ничего доброго. В прошлом году те даже ненавистных венгров к себе домой пустили и советскую республику живо объявили.
Теперь красные не с юга, а с севера к ним придут через карпатские перевалы, которые никто оборонять не станет, можно и не надеяться. А там большевиков ждут как своих избавителей, а в соседней Венгрии им вообще обеспечен самый теплый прием, как долгожданным гостям.
— Нет, Настена, — только и ответил жене Иржи и поцеловал в лоб, — боюсь, их уже никто не остановит. Ни здесь, ни в Карпатах. И честно скажу тебе — я не ожидал, что они создали такую армию.
— Они же русские, — тихо произнесла жена, — и не нам, чехам, с ними бороться. Потому я горжусь ими и боюсь их. Но, может, они другими станут? Я вижу среди них много бывших офицеров.
— Я тоже на это надеюсь. По крайней мере, скажу правду, что дрался с белыми сибиряками и получил удар шашкою от казака. Может, даже паек выпишут, как бойцу пролетариата. — Иржи нашел в себе силы и пошутить, и успокоить жену. Тяжело вздохнул и, будто подведя черту, тихо произнес: — Нам нужно к ним приспосабливаться, Настена. Ибо их никто не остановит. А потому пойду завтра в ревком — тот, кто первый придет, завсегда сытым будет. А я инвалид…
— Не торопись, муж мой. Я знаю, кто остановит большевиков!
— Французы? Вряд ли. А на немцев я не надеюсь, у них самих заматня идет знатная!
— Нет, Иржи, не французы. Я с гимназии хорошо помню, что они сами к революциям предрасположены. Гильотины кто придумал? Нет, мой муж, их остановят только русские, те, кто этой заразой уже давно переболел. Нам нужно только ждать и надеяться!
Благовещенск
— Я рад вас видеть, Владимир Оттович. И вас, Петр Игнатьевич!
Командующий ВМС вице-адмирал Смирнов крепко пожал офицерам руки. С мая он их откровенно выделял, правда, как это водится, чинами и наградами за отличие в тех прискорбных событиях их обошли.
Впрочем, и Миллер, и Тирбах были не в обиде — первый покомандовал целой флотилией, пусть и временно, а второй почти неделю охранял со своими десантниками царский дворец и удостоился его величеством весьма благосклонной беседы…
— Ваш прорыв по Шилке и Амуру пришелся как нельзя вовремя. Здесь остро не хватает бронекатеров для предстоящего похода… В обратном направлении. А потому вам, Владимир Оттович, предстоит командовать этим отрядом, куда, кроме ваших катеров и понтонов, войдут две канонерские лодки и монитор. Топливо имеется в достатке, вам будут приданы пароходы обеспечения и баржи с буксирами.
Михаил Иванович подошел к карте, на всю длину которой шла широкая голубая лента Амура с его многочисленными притоками. Красных булавок на ней не просто убавилось, в середине они почти исчезли. На всем протяжении реки и железной дороги, от Благовещенска до Хабаровска, царили исключительно белые цвета.
Всего за пять недель энергичными действиями войск, флотилии и казачьего населения удалось освободить огромную территорию от партизан. Он отдавал должное предприимчивости и решительности барона Врангеля — тот сделал все возможное и невозможное, чтобы доказать свой талант полководца, а не только интригана, что неоднократно вел «подкопы» под главнокомандующего ВСЮР генерала Деникина.
Хотя повстанцы оказали не слишком серьезное сопротивление — острая нехватка оружия и боеприпасов, массовое дезертирство местных крестьян значительно ослабили их силу, а китайцы, напуганные появлением на реке мощных мониторов, перестали оказывать мятежникам поддержку. Так что именно корабли стали той силою, что переломила ход событий.
Теперь с весны до поздней осени от Сретенска в верховьях Шилки до Николаевска в устье Амура русские корабли стали играть немаловажную роль и в политике. Этот серьезный фактор сразу учли китайцы, особенно маньчжурские генералы, знавшие, что в случае конфликта с северным соседом его мониторы пройдут вверх по Сунгари до самого Харбина, центра КВЖД, как нож сквозь масло, сметая все на своем пути.
Власти Поднебесной резко сменили тон, перейдя от вежливой наглости к не менее вежливой угодливости. Достаточно было посмотреть на кривляния их губернатора города Сахаляня, который в одночасье стал беззащитным перед крупнокалиберными морскими пушками.
Наверняка призадумались и ненадежные союзники японцы. Теперь они поняли, что белые русские в гражданской войне обойдутся и без их помощи, и та настойчивость, с которой правительство Вологодского требовало эвакуации японских войск, имела под собой серьезную опору на собственные силы. Да и тон сыновья Восходящего солнца сбавят, а то уже чуть ли не требуют передачи им всего Северного Сахалина.
