– Я бы с удовольствием имел такого охранника рядом с собой.
– За конфиденциальность отвечает он, – сказал я, показав на Василия, а Василий показал на себя и сказал нарочито по-английски:
– Я гарантирую и то и другое.
Потом, извинившись, перевел свои слова на русский язык. Все получилось так естественно, что Кеннеди даже улыбнулся. Наметили встречу на 22 октября 1962 г.
Кеннеди попросил:
– Пусть Никита еще кого-нибудь пришлет до нашей встречи в США.
Так и договорились, но хозяин – Кеннеди меня не отпустил. Мы сели, пообедали, а потом он нас: меня, Вершинина и Роберта Кеннеди проводил в аэропорт.
Там билет на мое имя был готов, и минут через 15 я уже сидел в самолете до Лондона, где была предусмотрена пересадка. В аэропорту в Великобритании нас задержали всего на семь с половиной минут. Далее уже советский самолет ИЛ-18 принял на борт всех пассажиров, летевших в Москву. 26 марта 1962 года я уже был в Москве. Из аэропорта созвонился с Жуковым и Хрущевым. Жуков говорит:
– Хрущев уже надоел своими звонками о тебе, жми прямо к нему, я тоже сейчас подъеду.
Когда заходили к Хрущеву, он сначала поздоровался со мной, а потом с Жуковым.
– Ну, как дела, сынок? – живо спросил Никита Сергеевич.
Я все начал подробно рассказывать: как приехал, как встретились, как договорились. Рассказал, что встреча произойдет на американской базе Гуантанамо, которая находится на территории Кубы. Я заранее попросил повысить полковников Вершинина и Стальнова до звания генерал-лейтенантов и присвоить им звание Героев Советского Союза.
– Ребята просто молодцы! Если бы не они, то я бы ничего не сделал.
Хрущев заметил:
– Нелегко тебе это все дается, сынок, ты так похудел. Тебе надо отдохнуть.
Жуков подтвердил это, но я ответил:
– Пока об отдыхе даже думать не имею права. Когда закончим карибскую проблему, то сам попрошусь. Сейчас надобно поехать домой, ведь любая работа для меня является законом.
Хрущев сказал:
– Вообще надо все пересмотреть, пора заниматься чем-то одним.
– Эго все потом, а сейчас надо ехать домой.
Жуков туг же из кабинета Хрущева позвонил в Домодедово, дал команду насчет билета и сказал:
– Завтра летишь первым рейсом Москва – Алма-Ата с пересадкой в Чимкенте. А сейчас необходимо перекусить с дороги.
Никита Сергеевич быстро дал команду, и в комнату-столовую принесли завтрак на три персоны. За завтраком я опять напомнил о повышении и награждении ребят. Потом Никита Сергеевич сказал:
– Даллесу и вообще всей воинственно-разрушительной системе США и Израиля по высосанному из пальца так называемому «Карибскому кризису» мы набьем их разжиревшие хари – я в этом уверен.
– Но для пущей важности, – сказал я, – пошлите еще раз наших дипломатов. Правда, они в тот раз проездили, а их чуть ли не секретарь-машинистка принимала. Мы имели разговор с Кеннеди на эту тему. Любая нетактичность и неряшливость со стороны дипломатов США будет именоваться неряшливостью администрации президента Кеннеди. Поэтому сейчас все будет обставлено, как надо.
– Хорошо, – сказал Никита Сергеевич. – Мы тех же и пошлем. Кого хочет Кузнецов, того и пусть берет. А Кеннеди их сам не примет?
– Нет, – говорю я. 27 марта я вылетел из Москвы. Я забыл предупредить, чтобы меня встретили, но, на мое удивление, как я только сошел с трапа самолета, меня туг же подхватила «Волга» Сабира Беляловича. Я сел, но поехал сразу в совхоз Казгуртский, передал шоферу, что к Ниязбекову я заеду завтра. 28 марта я уже приступил к исполнению своих гражданских обязанностей. Директор совхоза зашел ко мне, поздоровался и объяснил, что ребята работают хорошо, к службе главного инженера никаких претензий нет. Я сказал: «Спасибо».
– Хоть бы Хрущева привез сюда, – сказал директор.
Я пообещал так:
– Если он мне где-нибудь встретится, то обязательно приглашу.
Как обычно пошла хозяйственная работа. К Ниязбекову я в этот раз не пошел, так как нашел некоторые моменты в работе главного инженера недостаточными, а особенно по тех¬ нике безопасности. А за этим я всегда следил всесторонне, так как моя основная работа строилась на безопасности, в том числе межгосударственной.
30 марта 1962 г. меня пригласил к себе Сабир Белялович Ниязбеков. Я прибыл к нему часов в одиннадцать, мы сразу сели по машинам и поехали в Машат – дом отдыха крайкома. Там можно было поговорить без свидетелей, к тому же Ниязбеков сказал:
– Я знаю, тебя сейчас ни на какой курорт не выгонишь, давай дней десять отдохнем здесь. Кроме того, мы подумали и решили перевести тебя на другое место работы.
Я категорически отвел и то и другое:
– Сабир Белялович, я сейчас ни о чем не могу думать, кроме как о Карибском кризисе. Давайте разговоры о других работах и повышениях оставим на потом. Для меня работа та хороша, от которой я могу в любой день уехать, и мой отъезд даже на месяц не причинит вреда этой работе, но я согласен на недельку поехать в Кисловодск.
– Ну и хорошо, хорошо, договорились, – проговорил Ниязбеков.
А я ему стал рассказывать о том самом враче-убийце, который в прошлый раз ускользнул:
– Хоть он и из фашистского логова но до сих пор, вместе с Борманом они живы.
Перемещаются под охраной ЦРУ куда хотят. Я просто не имею право оставить этих двуногих зверей живыми на свободе.
– А что он сделал, этот Моль? – спросил Сабир Белялович.
– Моль – это один из врачей-душегубов фашизма, еврей по национальности. Его профессией во время войны было высасывать кровь из пленных русских военнослужащих, пленных всех национальностей. Он никого не щадил. Это слово ему было незнакомо и непонятно. Кровь требовалась первой группы. И таких военнопленных он убивал при помощи не отбора, а забора всей крови, более 100000 человек. Передвигалась его кровавая лаборатория вместе с наступлением немецких войск. И первые здоровые молодые солдаты и офицеры попадали в его лапы. Из лаборатории теплые трупы выбрасывались в ямы и закапывались. Вся его банда давно арестована и расстреляна, а он и Борман еще живы. Разве я могу оставить их в живых? Хотя они имеют двойников, Борман – трех, а Моль – двух. Но мне плевать, кто попадет: двойник – продажная шестерка или сам фашист. Меня не обмануть двойниками, я знаю хозяев, а двойников стоит повесить, чтобы они за своей спиной не укрывали преступников. Поэтому, потерпите. Я на службе и вы на службе, так что давайте будем ее выполнять.
Через недельку мы встретились в Алма-Ате с Юсуповым, он тоже не выдержал и сказал:
– Ты здорово сдал, надобно отдохнуть.
Я ему сказал:
– Вот я приехал, поедем на Алатау, и я сразу поправлюсь.
