тело вперед…
Боялся ли я в этот момент?
Вряд ли. В этот момент моё желание было одним — убить своего противника. Уничтожить того, кто собрался уничтожить моих родных и близких. Кто собрался стереть с лица Земли один из самых лучших народов. Чьи руки по локоть в крови, а жизнь других ничего не значит.
Селиванов помешал Вишневскому прицелиться, а в следующий момент я ударил в челюсть. В эту челюсть лица, похожего на лезвие колуна.
Голова мотнулась в сторону. Раздался выстрел почти над ухом, но пуля ушла в сторону. Новым ударом я вышиб пистолет из рук Графа. Пистолет залетел под кресла и вряд ли собирался показываться в ближайшее время.
— Тварь! — провизжал Вишневский. — Я тебя уничтожу!
Я визжать не стал. Я был занят более важным делом — старался ударить по ненавистной морде. Очки в тонкой оправе отправились вслед за пистолетом. Правый кулак резануло болью — костяшка попала на зубы Графа.
Он ударил в ответ. Мою челюсть тоже обожгло горячим. Удар был поставлен неплохо. Если бы наш бой был в другом месте и в другое время, то неизвестно, чья бы ещё взяла.
Граф ринулся на меня, занеся кулак, но был встречен прямым ударом ноги в живот. Он резко выдохнул и в этот момент я влепил ему в висок. Влепил так, чтобы разом проломить кость и завершить этот угон самолета на трагической ноте. Но снова вмешался случай — Граф споткнулся о Розальева и оказался ниже, чем я целил. Удар пришелся по макушке.
Вишневский был отброшен на сиденье и осталось нанести контрольный удар, ломающий гортань и пробивающий горло, но…
У судьбы на этот счет были свои планы.
От толчка лежащий Розальев очнулся и направил на меня обрез. Он явно не понимал, что делает, но если сейчас нажмет на крючок, то получится, что Граф выиграет.
Тело само грохнулось вниз. Прогремел выстрел. Пуля прошла выше. Однако, эта заминка помогла Графу. Он прыгнул назад и вывалился из двери спиной вперед.
— Помогите! Помогите! — раздался его голос. — Внутри остались террористы! Стреляйте!
Следом за его криком внутрь полетели две или три газовые гранаты. Я дернулся было к выходу, но над ухом взвизгнула пуля и тело на рефлексах рвануло обратно. Грохнуло и почти сразу же всё погрузилось в белесый туман, в котором ничего не было видно. Рядом раздался ещё выстрел. Потом ухо рванул резкий крик:
— Выбрасывайте оружие! Сдавайтесь, суки, а то порешим!
— Не стреляйте! Мы сдаемся! — сквозь душивший кашель проорал я.
— Оружие на землю! — снова раздался крик.
— Сдавайтесь, идиоты, Граф вас кинул! — бросил я в сторону тех, кто ещё остался в живых.
— Нас казнят? — спросил Селиванов.
— Нет, вам дадут приличный срок, но старость вы сможете встретить на свободе, — ответил я.
Да, врал, но сейчас было важно сохранить жизнь.
Розальев выбросил обрез и прокричал:
— Мы сдаемся!
В салон ворвались фигуры в мундирах, а на мой затылок опустился приклад автомата. Вспышка заставила меня провалиться в темноту. Последней мыслью была досада на то, что попаданцу из моего мира удалось скрыться. На этот раз он переиграл меня…
Через неделю я стоял на похоронах…
Промозглый ноябрьский ветер дул так, словно пытался пробиться сквозь полушубки, куртки, дубленки. Уже отзвучали слова от близких людей и одногруппников. Уже уехал оркестр. От гроба оттащили рыдающую мать. С почерневшим лицом стоял отец. Опустили гроб и был сделан первый бросок мерзлой земли.
Вороны каркали, словно переговаривались с товарками и обсуждали произошедшее. Они уже привыкли видеть скопления людей, которые зачем-то закапывали себе подобных в землю. По мнению ворон это было расточительством и дурацким времяпрепровождением…
Похороны проходили на Северном кладбище. Третий курс юридического факультета попрощался со своим товарищем. Траурная церемония началась в актовом зале ЛГУ. Официальной версией было то, что погибший «защищал честь вуза и умер на спортивном соревновании в результате несчастного случая».
Да, умер. Не успел я с этими долбанными проверками, допросами. Меня со всех сторон полоскали, пытаясь выяснить — заодно я был с террористами-одногруппниками или нет?
Всё-таки появление пятого студента в одном самолете было в высшей мере подозрительно. Конечно, я признался, что слышал краем уха о готовящемся теракте, и поэтому решил проверить всё лично. А то вдруг это просто болтовня молодых мальчишек. Поэтому и взял с собой дымовуху, чтобы при случае иметь возможность помешать угонщикам.
Даже сказал, где нанес грим, чтобы меня не узнали. Кстати, Евгений Павлович Леонов охарактеризовал меня исключительно с положительной стороны и подтвердил мои слова.
Не сомневаюсь, что и Зинчуков приложил свою руку, а Вягилев влияние, чтобы меня вскоре отпустили. Однако, отпустили слишком поздно. Соревнования уже прошли…
Единственное, что я успел сделать, так это предупредил Зинчукова на коротком свидании, чтобы он ни в коем случае не пускал Путина на соревнования. Но разве Владимира удержишь?
Да и внятно объяснить о том, что может случиться — вряд ли у кого получится. Но, получилось у Владимира Черёмушкина. Я созвонился из места содержания с Тамарой и сообщил ей о том, чтобы она помогла мне в одном деле. Чтобы поговорила с Володей Черёмушкиным, чтобы убедила его помочь не выпускать Путина на ковер.
И она поговорила с Черёмушкиным, а тот… Тот просто подменил в списках участников себя на друга. Володя Черёмушкин не принял мою просьбу всерьёз, но захотел помочь Тамаре. Уж не знаю, что она ему пообещала, но в итоге Черёмушкин вышел против того самого Серёги, который встретился нам в трамвае.
Серёга из «Деревяшки»…
Для Черёмушкина это всё было игрой. Он и вышел-то на соревнования только ради того, чтобы засветиться. До этого долго болел ангиной и по всей видимости ещё не успел долечиться…
Он был весел и настроен на успех, ведь он знал один приёмчик, которому его обучил Мишка Орлов… И как назло, именно его он на соревновании решил продемонстрировать противнику. Вот только не знал Володька, что Розальев тоже видел этот прием и растрепал о нем в другой секции. Серёга из «Деревяшки» знал, что такое может быть… А может на него и надеялся?
Противник Черёмушкина провёл запрещённый контрприём. Когда Черёмушкин начал делать тот самый приём, то противник подтолкнул его сзади, и он упал. Получил травму шейного позвонка. Через несколько дней скончался.
Судья в начале приёма должен был крикнуть команду "Стоп!". Запрещены
