В полутьме кабинета голубовато светился экран ноутбука. Каретников погонял курсор, потом кликнул, открывая папку.
— Да, Сергей Алексеевич, что тут скажешь… поработали вы основательно. И как же рассчитываете продолжить?
Они сидели в кабинете, дома у Каретникова. Врач, расставшись с женой три года назад, жил один; дочь давно выросла и вышла замуж, так что доктор сумел обустроить квартиру так, как это требуется для одинокого холостяка с увлечениями: большая проходная комната была превращена в столовую, в двух поменьше располагались кабинет и спальня. Порой в кабинете ночевали гости — приезжие из других городов, или коллеги, с которыми доктор не раз засиживался за историями болезней. Сегодня кожаный диван должен был достаться лейтенанту Никонову; после долгого пребывания в больнице, моряк сблизился с Каретниковым, и, всякий раз, оказываясь в будущем, навещал своего спасителя.
— Да вот, Андрей Макарыч, собираюсь снова в Петербург, под шпиц[53]. Надеюсь, вице–адмирал нашёл время, чтобы ознакомиться с моим докладом. Однако же я в некотором сомнении — не поторопился ли? Сейчас я составил бы его совсем по–другому…
— А в чём дело, Сергей Алексеевич? Мысли новые появились?
— Если бы — мысли… — покачал головой лейтенант. — Мысли всё те же. А вот взгляд на некоторые события — да, претерпел некоторые изменения. Я ведь, с тех пор как вы мне дали ссылочку на тот, «цусимский» форум, на этой стороне времени провожу чуть ли не больше, чем у нас. И такие, знаете ли, идеи попадаются… прямо хоть приглашай авторов к нам, работать! Если бы от меня только зависело…
— Да, в этом все дело. — согласился Каретников. — Это, знаете ли, только в книжках про попаданцев, главный герой оказывается сразу же в окружении Государя — а то и прямо в его теле. А нам с вами придётся еще немало попотеть, чтобы нас хотя бы выслушали…
— А вы, Андрей Макарыч, тоже планируете какие–то изменения? — поинтересовался лейтенант. — А то вон, господин Семёнов как не одобряли так и не одобряют эту идею…
Последнюю фразу Никонов произнёс с отчетливо уловимой иронией.
— И всё–то вы, Сергей Алексеевич, простить моему другу не можете ту шутку, что он с вами сыграл? — попенял Никонову Каретников. — Зря, Олегыч — человек не злой и, конечно, не хотел вам ничего дурного. Просто… немного беспечен порой, и не более того. К тому же, сами подумайте — если бы не эта его выходка, из–за которой вы потерялись здесь, у нас — вы бы так и не встретили свою прекрасную Ольгу! Так что, при здравом размышлении, вам его ещё и отблагодарить надо!
— Да понимаю я, Андрей Макарыч. — поморщился лейтенант. Понимаю — а поделать с собой ничего не могу. Нет, я уж лучше с вами…
— Ну, хозяин — барин. — усмехнулся доктор. — Хочет — живет, а хочет — удавится…. Что же касается моих планов — да, имею такие намерения. И, в первую очередь это касается особы Государя. Как вы знаете, здесь — то есть, в нашей истории, Александр Третий получил травму во время крушения царского поезда. Повредил, понимаете ли, почки, вследствие чего заболел нефритом. Болезнь эта дала целый букет тяжких осложнений, которые в 1894–м году и свели Государя в могилу. А ведь мог еще долго и успешно царствовать; сорок девять лет не возраст для правителя такого масштаба. По моему скромному мнению, нынешний Государь — и Каретников кивнул на портрет Александра Миротворца над старомодным бюро, — лучший из властителей России, во всяком случае — после Николая Первого. А уж о преемнике его и говорить не хочется, одно расстройство….
Никонов кивнул. Он, конечно, достаточно внимательно изучил историю России после 1886–го года и прекрасно понимал Каретникова.
— Так значит вы, Андрей Макарович, собираетесь вылечить Государя от болезни почек?
— Можно, конечно, и вылечить, — заметил врач. — Наши средства вполне это позволяют, особенно — на ранней стадии. Но куда проще было бы не допустить катастрофы. В конце концов, мой друг Семёнов совершенно прав — тот несчастный случай был стечением нескольких маловероятных обстоятельств; и стоит прекратить действие хотя бы одного из них — и события могут пойти совершено не так. Вот и попробуем этим воспользоваться…
— Что вы имеете в виду? — уточнил лейтенант. — Задержать императорский поезд? Или сделать как–то так, чтобы на том злополучном перегоне у Борков машинист не разгонялся так сильно? Судя по заключению комиссии, которое вы дали мне почитать, именно это и стало причиной аварии…
— Это все могло бы помочь. — кивнул Каретников. — Однако же — куда вернее было бы устранить саму причину несчастья, то есть добиться того, чтобы люди, готовящие и обслуживающие царский состав, внимательнее относились к своему делу. Вот, смотрите сами: — и он кликнул мышкой, открывая на экране компьютера файл.
— Вот, журнал «Локомотив» за 2009–й год — очень детальная статья о крушении царского поезда. Так тут приводят список предъявленных обвинений — и Каретников принялся читать вслух:
— «…Барону Таубе. Вопреки своим прямым обязанностям и в прямое нарушение правил, не убедясь в исправности автоматического тормоза у вновь прицепленных паровозов, дозволил везти неправильно составленный поезд от станции Тарановка в Борки со скоростью, не только превышающей все установленные для таковых поездов предел, но и прямо не соответствующими типу паровозами. Таковая скорость движения, произведшая боковую качку паровоза, была одной из причин расшития пути, которое вызвало крушение поезда, сопровождаемое смертью, увечьем и поранением многих лиц…..
Управляющему дорогой Кованько. Допустил до приезда в Tарановку превосходящую узаконенные пределы скорость движения поезда и не воспрепятствовал отправлению поезда из Тарановки с таковой же скоростью. Он распорядился соединить для двойной тяги Императорского поезда паровозы разных типов, из коих передний развивал при скорости свыше 67 верст в час… не озаботился при прицепке в Тарановке паровозов проверкой справедливости указаний акта. на исправность второго паровоза, в тендере коего кран тормоза Вестингауза оказался негодным к действию….»
— Итак, заметьте — несколько страниц — кипятился Каретников. — Воля ваша, Сергей Алексеевич, а на мой взгляд, всех этих господ следовало расстрелять. Да в наши 30–е годы за провинности стократно меньшие в расход пускали — а порядок был! Да–да, знаю, что вы скажете, — поспешил он ответить Никонову, который только лишь собрался возразить. — Что–де жестокость не есть способ решения технических проблем, и все эти люди — инженеры, путейские чиновники, — если и виновны, то лишь с том, что не проявили должной твердости и осмотрительность. Наслушались уже, премного благодарны–с… А в итоге — Россия получила на переломе веков слабого, безвольного царя, и к каким ужасающим последствиям это привело? А всего–то и требовалось — навести порядок в одном–единственном ведомстве заставить людей выполнять то, за что они получают жалованье — и как я понимаю, весьма щедрое!
