— Иди прямо, не сгибайся, — шпынял я его, когда он непроизвольно пытался не идти, а красться, — и не сворачивай.
Пока что мы находились в пустынной части усадьбы, где попадалось сравнительно мало народа. В основном это были дворовые, занятые приготовлениями к ритуалу. Устроителей, видимо, тоже поджимало время, все спешили, и никто ничем, кроме своих дел, не интересовался. Только один раз мы наткнулись на какого-то мелкого начальника, припахавшего нас тащить тяжелую дубовую скамью. Зато вместе с этой скамьей мы попали в священный павильон.
Оказалось, что там оформлено почти все так же, как и в хоромине, включая перевернутое распятие, огромный стол для гостей и оружие на стенах. Мы поставили скамью на место, указанное мечущимся по огромному залу распорядителем, и тотчас сбежали, чтобы нас не заставили принять участие в лихорадочных приготовлениях.
Одетых в такую же рванину, как мы, слуг, почти не было, но кое-кто из дворни вполне соответствовал нашим параметрам оборванцев, так что никакого интереса у стражников, стоящих с традиционными бердышами вдоль стен зала, мы с Ефимом не вызвали. Пока мы работали на сатанистов, у меня возникла неплохая идея, как заманивать факельщиков в безлюдное место.
Первым делом мы отправились на место недавнего пожарища. Там еще толком не успели убрать обгорелые остатки конюшен, и легко нашлось укромное место для Ефима, Поручив ему найти себе подходящую дубину и ждать прибытия гостя, я побежал к павильону и набросился на стоящего немного в стороне ото всех факельщика.
— Ты это чего! — крикнул я ему. — Почему не идешь?
— Куда? — удивленно спросил здоровенный деревенский парень почти одного роста со мной.
— Как куда? Светить! — с трудом переводя дыхание, закричал я.
— Мне велели стоять здесь, — ответил он.
— Кастелян приказал тебе светить не здесь, а на конюшне! Гляди, узнает, что ослушался, запорет!
— Так меня Митька тута поставил! Мое дело сторона!
— Будет тебе сторона! Пошли скорее!
Факельщик не осмелился ослушаться и поплелся за мной.
— Быстрее идти не можешь? Розги захотел попробовать?! — опять взялся я за него.
— Да иду, иду, чуть, что так сразу розги! — недовольно говорил он, все убыстряя и убыстряя шаг.
К месту засады мы прибежали.
— Где тут светить-то? — удивленно спросил он, оглядывая пожарище.
— А вон туда загляни, тогда узнаешь! — с надрывом закричал я, показывая на место нашей засады.
— Ну, свечу, свечу, чего там, — ответил он и сунулся в закуток.
Послышался глухой удар, возглас, и факел упал на землю.
— Один есть, — сообщил, высовываясь из темноты, Ефим.
— Раздень его, свяжи, а я за следующим! — торопливо сказал я и побежал назад.
По моим прикидкам, на все про все у нас оставалось чуть больше часа. Самым сложным, как мне казалось, было достать лошадей. Если все пойдет, как запланировано, и нам удастся бежать вместе с женщинами, то рано или поздно сатанисты опомнятся и кинутся в погоню, Вот тогда убежать, прорываясь через две засады, без хороших коней нам просто не удастся. Единственный, кто мог помочь, был наш лазутчик в стане врага, рыжий Иван, но я не представлял, где его найти его этой в ночной кутерьме.
Однако, пока предстояло захватить еще одного факельщика, а это оказалось непросто. Мужиков, освещавших территорию, на периферии празднества было немного, всего человек пять, первые трое, к которым я подошел, оказались тщедушного сложения, их одежда просто не налезла бы на Ефима. Четвертый, низкорослый, но широкий мужик, оказался таким тупым, что мне не удалось даже сдвинуть его с места.
— Ты это чего! — налетел я на него, как и на первого факельщика, — Почему не идешь?!
— Ну? — просто спросил он, глядя на меня поблескивающими в мечущемся свете, оловянными глазами.
— Пошли светить, кастелян приказал, запорет! — закричал я ему в лицо и потянул за собой.
— Чаво? — спросил он, вырывая у меня руку.
— Ничаво! Тебе приказали за мной идти, светить!
— Чаво? — вновь спросил он, не двигаясь с места.
— Барин приказал тебе пойти со мной, там, — я указал в сторону сгоревших конюшен, — нужно посветить.
— Чаво? — не балуя меня разнообразием выражений, повторил факельщик,
— Иди за мной, — доходчиво, по слогам сказал я, — не пойдешь, розгами запорют! Понял?!
— Кого запорют? — наконец, сдвинулся он со своего «Чаво?».
— Тебя!
— Меня? — удивился мужик.
— Тебя, если со мной не пойдешь!
— Кто запорет?
Я посмотрел в его глаза, полные непоколебимого спокойствия, и понял, что дальше нам говорить не стоит, этой ночи не хватит, чтобы он понял, что я от него хочу. Не ответив на последний вопрос, я направился к последнему из видимых мне факельщику, но меня остановил тот же медлительный голос:
— Эй, идти-то куда?
— К конюшням, — ответил я, останавливаясь.
— Так они ж сгорели.
— Туда и зовут, — почти без надежды на успех сказал я.
— Ладно, пойду, — вздохнув, пообещал он и, не спеша, двинулся в нужную сторону.
Я с облегчением вздохнул и пошел рядом.
— Ты рыжего Ивана знаешь? — на всякий случай спросил я.
— Чаво? — почти сразу откликнулся он.
— Ивана рыжего знаешь?
— Какого Ивана?
— Рыжего! — начиная терять терпение, повторил я.
— Рыжего? — уточнил факельщик.
— Рыжего!
— Это Ивана-то? — когда мы уже подошли к конюшне, переспросил он.
— Где его найти? — коротко и конкретно, ни на что не надеясь, спросил я.
— Тама, — пальцем он показал на сарай, в котором вчера сидели освобожденные нами пленники. Подумал и спросил: — Светить-то где?
— Тама, — указал я.
— Ага, — неторопливо согласился он и сунул свою крепкую голову под ефимовскую дубину.
В свете его же факела я увидел, как на голову опустилось что-то темное, и послышался гулкий звук удара. Однако, мой приятель не только не упал, он даже не опустил факел.
— Эта чаво? — удивленно проговорил он, может быть, только чуть быстрее, чем обычно.
— Таво! — в тон ему ответил невидимый Ефим и ударил второй раз.
Я бросился помочь затащить за остаток стены простертого на земле тугодума.
— Что так долго? — спросил кучер, затаптывая горящий на земле факел.
— Уговорить не мог, — торопливо проговорил я. — Быстро раздеваем и пошли искать Ивана. Он или охраняет тюрьму, или его самого посадили.
Больше времени на разговоры у нас не было. Мы стянули с неподвижного тела всю одежду, включая белье, связали факельщика по рукам и ногам его же ремнями.
— А если они развяжутся? — усомнился я, глядя на два пока неподвижных белеющих на черном фоне пожарища тела.
