— Всех ландскнехтов выставили на улицу вместе… Рассмеется или полезет в драку?
На его темном лице под потрепанными перьями султана глубже пролегли морщины.
— Сколько она вам платит, мадонна?
— Побольше, чем вам. Сколько б вам ни платили, уж конечно, побольше, чем вам.
— У вас больше копий, — мирно сказал Агнец, натягивая тяжелые перчатки.
Аш сама удивилась, как быстро рассеялась ее злость. Она нахлобучила шлем и быстро и легко вскочила в седло подведенного Рикардом Счастливчика. Подковы боевого коня скользили по снежной слякоти на мостовой не меньше, чем ее стальные башмаки.
Ягненок окликнул вслед:
— Тебе твой Анжелотти не сказал? Они и Милан сожгли. Дотла.
Промозглая сырость пахла мокрой лошадиной шерстью.
— Ты ведь родом из Милана, да, Ягненок?
— У наемников нет родины. Тебе ли не знать, мадонна?
— Кое-кто из нас старается ею обзавестись. — Она вспомнила Гизбург, оставшийся в пятидесяти милях за спиной: разбитые стены города и уцелевшую крепость; и снова задохнулась от мысли: «Он там наверху, в этой тесной комнатушке, и лучше бы ему умереть!»
— Чья это работа? — угрожающе спросила она. — Кто позволил «близнецам» встретиться, не предупредив ни ту ни другую?
Ягненок хрипло хихикнул:
— Если бы Фарис считала, что это моя вина, мадонна, я бы сейчас с тобой не разговаривал!
— Но Фернандо тоже еще жив.
Итальянский наемник наградил ее взглядом, ясно говорившим «какое же ты еще дитя!» и не имевшим отношения к ее возрасту.
Аш дерзко поинтересовалась:
— Сколько бы ты взял за то, чтобы избавить меня от муженька?
— Я солдат, а не наемный убийца!
— О, Ягненок, я всегда знала, что у тебя найдутся принципы, если хорошенько поискать! — она перевела разговор в шутку, но ей стало не по себе от взгляда итальянца, отлично понимавшего, что предложение было сделано всерьез.
— Кроме того, он приобретает немалое влияние на Фарис-полководца. — Агнец коснулся вышивки на белой накидке; что-то изменилось в выражении его лица. — Господь ему судья, мадонна. Ты думаешь, у него мало врагов — после того, что он сделал? Господень суд его не минует.
— Я бы предпочла добраться до него первой. — Аш угрюмо смотрела, как садятся на коней Агнец и его отряд. Стук подков и голоса гулко звучали в тесном ущелье между высоких узких зданий. Сучье дело, драться в такой улочке, подумала она и спрятала подбородок за кольчужный воротник, чтобы негромко пробормотать — просто для проверки — впервые с того боя под Генуей:
— Шестеро конных латников против семерых: все вооружены боевыми молотами, мечами и алебардами; очень скользкая земля…
И осеклась. И потянулась захлопнуть забрало, чтобы скрыть лицо. Рывком развернула Счастливчика, так что железные подковы выбили искры из слякотной мостовой. Удивленное восклицание Ягненка затерялось в грохоте копыт.
Нет! Я ничего не говорила! Не хочу слышать…
Необъяснимая волна ужаса захлестнула разум. Аш не пыталась найти ему причину.
«Голоса святых, которые со мной с самого детства: почему же…»
Я не хочу слышать эти голоса.
Через некоторое время она все же придержала Счастливчика: опасно так нестись по мокрому булыжнику. Коптящие факелы охраны двигались за ней по черным узким улицам. Вдалеке часы пробили два пополудни.
— По пути подхватим нашего лекаря. Я знаю, где его искать, — сказала она Томасу Рочестеру, избегая путаницы с «Флорой-Флорианом», из-за которой постоянно запиналась.
Рочестер кивнул и перестроил маленький отряд, выехав с двумя латниками вперед, оставив двух других в арьергарде и приказав двум конным арбалетчикам в фетровых шляпах ехать по сторонам от Аш. Мостовая под ногами сменилась промерзшей грязью.
Аш проехала между домами с крошечными окошками, освещенными дешевыми свечами. Перед глазами мелькали черные пятна, Счастливчик шарахнулся от пронесшейся мимо тени. Летучие мыши, сообразила Аш; летучие мыши, вылетевшие в полдневной тьме на охоту, гоняются за последними выжившими мошками. Под копытами похрустывало. Промерзшую грязь устилал слой погибших насекомых. Летучие мурашки не выдержали холодов: пчелы, осы, мухи — сотни тысяч. Копыта Счастливчика топтали яркие обломки крылышек бабочек.
— Сюда, — указала Аш, подъехав к трехэтажному зданию со множеством окон-фонарей. Рочестер потянул носом. Она не могла различить лица английского рыцаря, но догадывалась о причине его сомнений. В окнах горели тростниковые свечи, звенели обрывки песен, кто-то играл на лютне, на удивление хорошо, а над сточной канавой у парадного входа блевали трое или четверо мужчин. Бордели всегда процветают во времена кризисов.
— Подождите меня здесь, ребята. — Аш соскочила с седла. Свет блеснул на стали лат. — И имейте в виду: здесь — значит здесь. Чтоб все были на месте, когда я вернусь!
—Понятно, командир, — усмехнулся Рочестер.
Толстошеие вышибалы в кожаных дублетах пропустили ее, заметив только броню и военную куртку. В базельские бордели захаживали вояки и помоложе. Она быстро разузнала, какую комнату занял желтоволосый бургундец-лекарь, пара серебряных монеток открыли свободный доступ наверх. Она стукнула в дверь и вошла.
На тюфячке в углу раскинулась женщина. Из-под распущенного корсажа вывалилась длинная, покрытая рисунком вен грудь. Пышные нижние юбки задраны, открывая голые бедра. Не поймешь, молодая или старая — все что угодно от шестнадцати до тридцати. Крашеные светлые волосы и маленький пухлый подбородок.
В комнате стоял острый запах выделений.
Рядом со шлюхой валялась лютня, стояла свеча и деревянная тарелка с ломтями хлеба. Флора дель Гиз сидела на тюфяке напротив, прислонившись спиной к беленой стене, и прихлебывала из кожаной фляжки. Вся шнуровка распущена, из-под рубахи выглядывает коричневый сосок.
На глазах у Аш шлюшка потянулась и погладила Флору по шее.
— По-вашему, это грех? — яростно воскликнула она. — Вы так считаете, сударь? Да ведь прелюбодеяние само по себе грех, а сколько мужчин меня поимело! И все они — быки, со своими здоровенными причиндалами. А она нежна со мной, и такая горячая!
— Т-с-с, Маргарет, — Флора наклонилась вперед и закрыла ей рот поцелуем. — Вижу, мне пора. Хочешь, я тебя еще навещу?
— Если у тебя найдутся денежки! — под бравадой в голосе проститутки крылось что-то иное. — А то матушка Астрид тебя не впустит. И приходи в мужском наряде. Мне что-то не хочется гореть на костре.
Флора перехватила угрюмый взгляд Аш. Глаза лекаря бесшабашно плясали.
— Это Маргарет Шмидт. Чудо, что за пальцы! На лютне, я хочу сказать…
Аш повернулась спиной к одевавшейся шлюхе и к Флоре, с хирургической сноровкой затягивавшей шнурки; прошлась по комнате. Доски скрипели. Наверху что-то выкрикнул мужской голос, из соседней комнаты доносился притворный визг.
