Стешка с Фенькой хоть и рвались на посиделки со старшими, но заметно клевали носами, устали от новых впечатлений, от беготни и игр. Арина проследила, чтобы они умылись на ночь, уложила спать, а сама поняла, что не заснет. Рано еще, на улице светло по-летнему, до отбоя, как тут называют отход ко сну, далеко, да и маетно как-то на сердце. Не тревожно, как было в дороге или в Ратном, сразу по приезде, когда ожидала решения старшего Лисовина – нет. Скорее, радостно и спокойно, и чувство такое, словно она не в чужом месте, а дома. Сама себе подивилась, но ощущение это не проходило – будто она из долгого странствия к родному порогу вернулась, и не новое вокруг узнает, а забытое вспоминает. И главное – Андрей здесь. Вот он-то и правда – родной и близкий теперь, будто всю жизнь только его искала и ждала.
Не сиделось ей в горнице, вышла на улицу и повернула в ту сторону, откуда слышалась удивительная музыка и звонкие голоса.
Вечерние посиделки с песнями поразили Арину несказанно, не просто поразили – околдовали! Она раньше не только не слыхивала ничего подобного, но даже и не подозревала, что такое вообще может быть! Ничего похожего на тот напевный речитатив, к которому она привыкла – размеренный, неторопливый, продолжительный, под который так хорошо долгими вечерами рукодельничать или заниматься какой-нибудь другой домашней работой.
Да и само пение было необыкновенным. Начать хотя бы с того, что руководил пением (в самом деле водил руками) отрок Артемий. Его руки не просто двигались в лад с песней, а постоянно подавали какие-то знаки, заставляя поющих изменять тон голосов, приказывая умолкнуть какой-то части хора, а то и оставить только один голос. И певцы эти знаки понимали и беспрекословно им подчинялись, так же, как и музыканты, столь ловко подыгрывающие поющим, что порой и не различить было, где голоса, а где музыка. То укорачивая, то растягивая звуки, то возвышая, то понижая тон, хор выводил нечто такое… Арина и слов не знала, чтобы даже не описать, а хотя бы правильно назвать получающееся… волшебство. Да, именно так – волшебство, иначе и не скажешь.
Можно было бы сравнить это чудо с церковным пением, но смысл выпеваемых слов был не возвышенным, обращенным к Небесам, а наоборот – земным, говорящим об обычной жизни обычных людей, но тоже диковинным. Вместо привычных, подробных, повторяющихся описаний и повествований слова этих чудесных песен были удивительно емкими, вмещающими в несколько фраз так много смысла, что размышлять над каждой песней можно было бы, наверное, целыми днями. Одна беда – коротки те песни. Только заслушаешься, только переполнишься чувствами, которые несут музыка и слова, а уже и конец! Но и огорчаться долго не приходится – звучит новая песня, творится новое волшебство.
У отроков, правда, получалось похуже, чем у девиц. Ну, да оно и понятно – возраст такой, голоса ломаются.
«А девицы-то в крепости – певуньи. Ой, да где они не певуньи? Только ТАКОГО пения не то что в Турове, но и в самом Киеве, наверное, никто не слыхивал! В Турове… Боярыня же говорила, что нечем девчонкам стольный город поразить. Так вот же чем – песнями! Народ толпами валить будет, чтобы хоть краем уха эдакое услышать! Про птицу Сирин только в сказках рассказывают, а тут живые красавицы поют! Вон как у них глаза-то блестят! Лица-то какие выразительные. Они же не просто так слова выговаривают – они эти песни ПРОЖИВАЮТ! Да наверняка найдется не один муж, который от такого пения голову потеряет. Значит, есть чем девчонкам зацепить Туров, интерес к себе привлечь.
Конечно, на одном пении в палаты боярские да хоромы купеческие не въедешь, женихи-то не столько дев сладкоголосых ищут, сколько выгодный брак. Боярыня этого не понимать не может и знает, на что рассчитывает. Ну, тут уж не наша забота – мужи на то есть, чтобы такое решать, а вот стать первыми среди равных – среди таких же невест, но из других боярских родов, знатнее и богаче лисовиновского – это можно. Конечно, потом придется постараться, чтоб сохранить этот интерес, показать, что не только пением мы богаты, а это уже посложнее будет. Не только Анютку – всех девок еще учить и учить придется.
Ой, «мы богаты» – это я уже как о своем думаю. Да так оно и есть теперь, чего себя-то обманывать? Мое тут теперь все! И сама не заметила, как оно так получилось. Значит, и это дело тоже мое будет. Вот только как бы боярыня не сочла, что я ей в помощницы набиваюсь, потому что в ее силах сомневаюсь… Невместно мне пока вперед самой вылезать, сегодня утром уже вылезла – спасибо, сошло на первый раз. Поосторожней надо бы. И Андрея подвести не хочется. Ой, мамочки! Андрей!»
Занятая этими раздумьями, Аринка и не видела, как он подошел. Не было его на посиделках, вот только что в ту сторону глядела – один Алексей скучал у стены, а теперь рядом с ним Андрей стоит. И смотрит на нее, и словно спрашивает о чем-то. Нет, не спрашивает, просто смотрит, как тогда на крыльце. А девки тем временем выводили чудные и складные слова очередной песни:
Женская доля такая:
Воле судьбы не противиться,
Чьей-то любви уступая,
Гордо назваться счастливицей.
А ведь словно про нее поют! Не так ли и было у нее с Фомой? Ведь и верно: его любви уступала и отвечала на его любовь. И в голову тогда не приходило, что иначе быть может. А вот Андрея… его не в ответ, не за что-то полюбила, просто потому, что есть он на свете. Пересеклись в единый миг нити их судеб, связались в узелки, словно плетение в руках мастерицы, и стали единым узором. И не распутаешь уже их, не расплетешь.
И жизнь считать волшебным сном,
Судьбу благодарить.
И день за днем, и день за днем
Слова любви твердить.
Судьбу? Судьбу благодарила – самой себе врать смысла нет, а волшебный сон… Только сейчас и поняла, что это такое!
Другому я бы солгала,
Тебе ж душой не покривлю:
Я лишь тебя всегда ждала
И лишь тебя люблю!
Аринка даже вздрогнула: так созвучно было то, что выводили сейчас сладкоголосые певуньи, ее думкам. И сама не поняла, в ответ на что – на эти слова или на Андреев взгляд – чуть ли не вслух произнесла:
«Тебе-то, мой милый, я уж точно душой не покривлю, и пустых слов твердить не придется… нет, не придется!»
Июль 1125 года. База Младшей стражи
Вот так и началась для Арины жизнь в крепости. Всего несколько дней прошло, но вместилось в них столько, что иной раз и за год не случается и не узнается. Самый первый, тот, когда нежданно-негаданно ей в обучение попала Анютка, Арине и вовсе показался нескончаемым. Оно и не удивительно, на новом месте часто так бывает, но ведь и дальше дни короче не стали. Вечером перед сном поражалась иной раз – сколько, оказывается, всего происходит за столь малое время – от рассвета до заката. Возможно, оттого так получалось, что все ей тут было внове: и суровые законы воинского поселения со строгим, общим для всех распорядком дня и столь непривычными и нигде ранее не виданными ею обычаями – построениями, занятиями, обучением девок, ежедневными рапортами отроков на плацу и утренней зарядкой, когда полуголые мальчишки в любую погоду выбегали на рассвете из казармы к берегу реки и там словно играли в какую-то забавную игру: наклонялись, приседали, размахивали руками и ногами.
