На месте предстоящих баталий лихорадочно кипела подготовительная работа. Плотники сооружали помост для почетных гостей и сколачивали на близлежащих холмах временные трибуны для мелкопоместного дворянства и плебса, на самóм ристалище косари скашивали высокую траву, а землекопы разравнивали бугры и затаптывали землей рытвины.
Роскошные шатры зачинщиков уже были возведены; возле каждого из них был установлен деревянный навес с яслями для коней. Подъезжая к своему шатру, Филипп внимательно оглядывался по сторонам в надежде увидеть друзей, но на ристалище не было ни единого всадника — лишь только рабочие да гурьба ребятишек из окрестных сел.
— Вот черт! — произнес он с досадой. — Разминулись все-таки…
Оруженосец развернул знамя Гаскони и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал, лишь наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было обязательно — на турнирном жаргоне это называлось поднимать собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники должны вызывать Филиппа на поединок.
Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался в обратный путь, из небольшой рощицы шагах в трехстах позади шатров показались два всадника. Они во весь опор неслись к нему, размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них, могучего телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан. Вторым всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше походила на пони, оказался Симон.
Друзья подъехали к Филиппу и спешились.
— Привет, соня! — загрохотал Эрнан. — Проспался, наконец?
— Говорят, ночью ты был у принцессы, — вставил словечко Симон. — Ну как, здорово развлекся?
Филипп содрогнулся.
— Ой! Не напоминай!
— Что, объелся?
— Да вроде того, — уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему: — Так вы уже размялись?
— Да вроде того, — передразнил его Эрнан. — И даже чуток отдохнули в той рощице. Этак самую малость… — Он сухо прокашлялся. — Черт! Жажда замучила. Пожалуй, пора возвращаться.
Филипп это предвидел.
— Может, сначала перекусим?
— А? — оживился Эрнан. — У тебя есть жратва?
— Естественно… Гоше, — велел он слуге, — занеси котомку в шатер. Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара адская, не правда ли? Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.
— Будет хуже, если зарядит дождь, — заметил Эрнан. — К жаре я привык в Палестине. А вот дождь… Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.
Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его друзья с уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо прожаренного мяса.
Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.
— Очень даже неплохо, — проворчал он, отбросив в сторону пустую бутылку и извлекая из котомки следующую. — Это, как я понимаю, наваррское. Великолепное вино, нечего сказать.
— Гасконское лучше! — хором возразили Филипп и Симон, затем недоуменно переглянулись и громко рассмеялись.
Эрнан тоже захохотал:
— Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.
Симон мигом унял свой смех.
— Ты меня обижаешь, Эрнан.
— Это насчет чего?
— Насчет дураков, разумеется.
— А-а! — протянул Шатофьер, ничуть не удивившись. Зная Симона с детства, он давно привык, что порой тот принимает шутки за чистую монету. — Ты уж прости, дружок, что я лишний раз напомнил о твоем несчастье… Кстати, Филипп, а вот у меня действительно есть причина для обиды. Оказывается, твой будущий тесть пригласил зачинщиком Гамильтона.
— Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон — добрый рыцарь.
Эрнан состроил презрительную гримасу.
— Да уж, добрый! Много хуже меня. Я должен быть на его месте. Ведь я лучше, я сильнее.
— Не спорю. — (Филипп решил не бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Гамильтона, отдал предпочтение шотландцу.) — Надеюсь, ты не упустишь случая доказать свое превосходство?
— Непременно! Я покажу этому выскочке, где раки зимуют.
— Между прочим, — Филипп достал копию регламента. — Ты можешь записаться еще до жеребьевки — но только начиная с третьего круга.
— Я уже записался, — ответил Эрнан. — Пятнадцатым.
— Не хочешь рисковать?
— Конечно, нет! Ведь когда придет время бросать жребий, незанятыми останутся лишь четырнадцать первых и, возможно, еще несколько последних мест — и на них будут претендовать не менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала мне участвовать в турнире. Лучше быть пятнадцатым, чем вообще никаким.
С этими словами Эрнан вновь запустил руку в котомку.
— Ай-ай-ай! — произнес он, вынимая последнюю бутылку. — Осталась единственная и неповторимая.
— Не грусти, — утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две трети. — Вот. С меня достаточно.
— И мою можешь взять, — добавил Симон. — Там осталась почти половина.
Шатофьер одобрительно хмыкнул:
— Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья… Ну что ж, коль скоро у меня есть что пить, я побуду здесь до приезда императора. Передайте Жакомо…
— Это излишне. Август Юлий изменил свои планы. Он прибывает завтра утром.
— Ах, так! Тем лучше. Тогда я чуток сосну в твоем шатре, не возражаешь?
— О чем речь! Спи, сколько влезет.
— Так я и сделаю, спешить-то мне некуда. Во дворце меня никакая барышня не ждет… Кстати, о барышнях. Слыхал я, что ты остался с носом. Это правда?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я о той смазливой девчушке, сестре Монтини, — Эрнан лукаво прищурился. — Говорят, ты положил на нее глаз, но она отвергла твои домогательства и предпочла Габриеля. Прошлой ночью у них уже состоялось свидание.
— Ба! — изумился Филипп. — Говорят? Кто?
— Спроси у Симона. Это он рассказал.
Филипп повернулся к Симону:
— А ты откуда знаешь?
Тот почему-то смутился.
— Я… ну, я сам видел, как Габриель выходил из ее комнаты.
— Ага, понятно. Ты разговаривал с ним?
— Да.
— И он не просил тебя держать язык за зубами?
— Ну… собственно… это…
— Все-таки просил?
Симон виновато заморгал.
— Да, просил.
— Ах, ты трепло несчастное! — негодующе рявкнул Эрнан. — Какого тогда дьявола ты разбалтываешь чужие секреты?! К твоему сведению, Филипп, этот пустомеля уже по всему дворцу раззвонил про Габриеля и его барышню.
Филипп укоризненно поглядел на Симона и вдруг улыбнулся.
— Стало быть, ты видел, как Габриель выходил от Матильды? Ладненько. — Тут он ткнул его пальцем в грудь. — Но ты-то что делал на половине фрейлин в это самое время?
— Точно, — подхватил Эрнан. — Воистину: сей вопрос достоен пристальнейшего изучения!
Симон покраснел, как вареный рак, и, запинаясь, пробормотал:
— Я?… Я просто… просто так…
— Ой, не заливай! — отмахнулся Шатофьер. — Если тебе удается водить за нос Амелину, и она искренне убеждена в твоей верности, то со мной этот номер не пройдет. Думаешь, я не знаю про дочь лурдского лесничего?
— А? — Филипп озадаченно взглянул на внезапно скисшего Симона, затем вопрошающе посмотрел на Эрнана: — О чем ты говоришь, дружище? Причем здесь дочь лурдского лесничего?
— А при том, что у этой самой дочери есть три дочурки, чертовски похожие на верного супруга госпожи д’Альбре де Бигор.
— Да ты шутишь! — воскликнул ошарашенный Филипп.
— Нет, клянусь хвостом Вельзевула. Он путается с нею с тринадцати лет, а старший их ребенок родился за полгода до его женитьбы на Амелине.
— Черти полосатые! Симон, это правда?
Симон и не шелохнулся, как будто вовсе не расслышал вопроса. Ссутулив плечи и опустив глаза, он был похож на пойманного с поличным преступника, который прекрасно понимал, что выкручиваться бесполезно.
Филипп вновь обратился к Эрнану:
— Но как же так? Почему я не знал?
— Да потому, что никто не знал… Гм, почти никто — за исключением лесничего, нескольких слуг, держащих свои языки на привязи, и матери Симона.
— Его матери?!
— Ну, да. Она-то и подыскала для милки своего сына покладистого мужа, который постоянно находится в разъездах и не задает лишних вопросов насчет того, откуда у его жены берутся дети. Надобно сказать, что наш Симон, хоть и простоват с виду, но хитрец еще тот. Он так ловко обставлял свои амуры с той девицей, что даже его товарищи, с которыми он отправлялся якобы на охоту, ничего не подозревали. Я и сам проведал об этом лишь недавно.
