Мило! Всего лишь "неприятность". Ну да ладно, не буду кривляться в стиле уездного трагика: рассказать так рассказать.
Когда я закончил, Штауфенберг выглядел очень даже заинтригованным.
— Просто роман можно писать о вашем приключении, господин Демидов. Знаете, если бы не труп Сеньки Махова, то я бы десять раз подумал, прежде чем отнестись к вашему рассказу всерьёз. Никогда не сталкивался с похищением людей, разве что слышал о некоторых случаях, но тогда речь шла о женщинах – можно понять. Но ваша история… А у вас есть какие-то правдоподобные объяснения по этому поводу?
— Если честно, то сначала я подумал об иностранных посольствах. Дело в том, что я сделал несколько изобретений, имеющих серьёзное значение для армии. При их демонстрации его высокопревосходительству генералу Барклаю де Толли…
— Вы знакомы с господином военным министром? — лицо чиновника выразило нешуточное удивление.
— Имел честь беседовать с ним и демонстрировать, как я уже упомянул, свои новшества.
Лицо коллежского асессора стремительно поскучнело. Оно и понятно: с одной стороны моё дело не замнёшь, а с другой – допекать расспросами, а то и допросами достаточно высокопоставленных военных, да ещё и вероятно приближенных самого министра… Да уж, перспектива в голове моего собеседника рисовалась достаточно тусклая.
— Так кто, кроме его высокопревосходительства присутствовал на испытаниях? — чиновник с вздохом обмакнул перо в чернильницу.
— Думаю, что это не важно, — когда я скрутил своего спутника по этому вояжу, тот рассказал, что их нанял некий дворянин с малоподвижной правой рукой. А относительно недавно у меня произошёл… некоторый конфликт с одним господином и у того случилась некоторая неприятность именно с правой рукой. То ли с лошади неудачно упал, то ли ещё что-то… Понимаете? Признаваться в дуэли судейскому было, разумеется, нельзя, но, будем надеяться, что он, во-первых, просечёт ситуацию, а во-вторых, человек порядочный.
— Ещё бы! — улыбка снова заиграла на губах Штауфенберга. — Так вы хотите сказать…
— Мне трудно представить, что дворянин способен на такую низость, но тот господин произвёл на меня впечатление весьма непорядочного человека.
— Так назовите имя человека, которого вы подозреваете – проверить будет очень легко. Особенно если он сейчас в столице.
— Некто Кнуров Сергей Аполлонович. Насколько мне известно – помещик из Псковской губернии.
— Не слыхал о таком. Ладно, если это действительно он, то разобраться с делом не составит большого труда. Вас известят, когда появятся какие-то новости. Где проживаете?
— На Фонтанке, давайте напишу адрес.
— Будьте любезны, — следователь протянул мне небольшой листок и перо.
Чёрт! Наверное, никогда не смогу научиться этим нормально пользоваться. Но адрес накарябать всё-таки получилось.
Я попрощался и отправился ловить извозчика.
Если кого удивит, что я не поинтересовался дальнейшей судьбой своего похитителя, то меня и самого это удивляет. Но было совершенно конкретно пофиг. Упекут в Сибирь почти наверняка, а на какой срок – мне реально по барабану.
Вот отловят ли Кнурова, это действительно волновало. Если нет и я не ошибся, подозревая его, то такая гнусь может попытаться ещё не раз мне жизнь испоганить.
Блин! А ведь может и не непосредственно мне… Надо будет Сергею Васильевичу всё же написать, чтобы Настю поберёг…
Домой добрался без приключений и рассказал о произошедшем Бородкину. Лучше бы промолчал.
Никогда не думал, что добрый доктор может так рассвирепеть:
— Да это ни в какие ворота не лезет! Чтобы дворянин мог опуститься до такой степени!! Я немедленно пишу Михаилу Михайловичу, он ведь не только генерал, но и предводитель дворянства, а потому…
— Любезный Филипп Степанович, очень прошу вас остыть. Пока ведь нет никаких доказательств, что этим мерзавцем является именно господин Кнуров. Только то, что у заказчика похищения плохо действовала правая рука. И всё только со слов какого-то уголовника. Этого совершенно недостаточно для выдвижения столь серьёзных обвинений против дворянина, не так ли?
— Пожалуй, вы правы, — слегка успокоился эскулап. — Но ведь и бездействовать тоже нельзя.
— А что мы можем предпринять? Будем ждать результатов расследования, этот Штауфенберг показался мне толковым человеком. А у меня есть более срочное дело и я попрошу от вас некоторой помощи, хорошо?
— К вашим услугам. Что от меня требуется?
— Раз уж жизнь пошла такая, что нельзя за неё ручаться, то мне необходимо составить прописи синтеза некоторых веществ, которые нужно будет передать Барклаю, если со мной что-нибудь случится.
— Да Господь с вами! Даже слушать о таком не хочу! — доктор всерьёз опешил и судорожно пытался по-быстрому найти слова, чтобы пресечь мои "похоронные настроения".
— Филипп Степанович, дорогой, я умирать не собираюсь. У меня, если помните, невеста есть. И с нею я намерен прожить долгую и счастливую жизнь. Но дело в том. что человек смертен и, что самое неприятное – внезапно смертен, — сплагиатил я Михаила Афанасьевича, — мне на голову может упасть кирпич, меня теперь могут банально подстрелить из-за угла, не заворачиваясь с похищениями, может разбить удар…
— Да прекратите! Какой удар в ваши годы и с вашим телосложением?
— Всякое бывает. Все под Богом ходим. В общем, не надо меня раньше времени хоронить, но в случае чего, я не хотел бы, чтобы мои разработки пропали для России, понимаете?
— Понимаю, — хмуро бросил Бородкин, — но настроение мне ваше не нравится.
— Да при чём тут настроение? Ведь перед дуэлью люди приводят свои дела в порядок, чтобы в случае их смерти не было каких-то споров о наследстве и тому подобном.
Я не на дуэль иду, но и речь не о каком-то там наследстве, а о судьбе нашей с вами Родины в грядущей войне.
— Ладно, — Бородкин не то чтобы согласился с моими аргументами, но основную мысль уловил, — передам, конечно. Но лучше бы этого делать не пришлось.
Сам нэ хачу! мысленно нарисовалось у меня, ага – "Кавказская пленница". Ёлки-моталки, как же давно я не видел киношек!
И ведь нынешними театрами не заменить. Нету в данный момент приличной драматургии и режиссуры. Смотреть как герой закалывается картонным мечом, вопия о своём благородстве скучно и неинтересно. Гоголя с Грибоедовым на них нет. И Станиславского до кучи. Чтобы хотя бы Шекспира ставить от души.
Сходил разок на "спектаклик" – убожество натуральное. А ведь зал аплодировал…
Дан приказ ему: "На запад!"…
