Голос принадлежал царевичу.
Оказывается, Квентина не успокоило, а, скорее напротив, еще больше насторожило мое недоумение по поводу неожиданной задержки. Вот почему на полпути, да что там, уже близ кремлевских стен поезд царевича развернулся и вновь двинулся по направлению к объезжей избе.
Правда, когда выяснилось, что бумага уже составлена, а сам Федот, то есть Феликс ушел, Квентин успокоился и больше из мальчишеской лихости и желания показать, в каком он нынче почете у царского сына, упросил того двинуться дальше и нагнать отпущенного.
Мол, то-то смеху будет.
Получилось у меня «с корабля на бал», а если совсем точно, то из острога прямиком в царскую мыльню, где спустя всего час я блаженствовал в парилке. Не пожелавший отпускать меня надолго Федор Борисович, возбужденный столь редким приключением, лично распорядился и о баньке, и о том, чтобы княж Феликс, как только намоется, немедля вместе с Квентином к нему.
– А почему Феликс-то? – первым делом поинтересовался я, блаженствуя под умелыми руками дюжих банщиков, у почти невидимого в густых клубах пара Квентина.
– Федот – это не...– последовал авторитетный ответ жалобно постанывавшего Квентина.– У нас нет Федот. Я и помыслил взять сходное. Да и красно[68] звучит – Феликс Мак-Альпин,– заметил он, явно гордясь подобранным для меня звучным именем.
– Ну-у,– неопределенно промычал я, осваиваясь с новым именем.
Вообще-то я и сам собирался его поменять, только как-то все забывал, да к тому же в иностранных именах не силен. Впрочем, выбор Квентина был недурен, имя звучало и впрямь неплохо, особенно в совокупности с фамилией.
– Пришлось немного поведать о себе,– продолжил разрумянившийся Дуглас в предбаннике, наслаждаясь ледяным квасом,– но я сразу сказать царевичу, что пока все это тайна, и он обещал сохранить ее.
– Ты рассказал ему, что являешься старшим сыном короля Якова? – обалдел я.
– Все равно он рано или поздно все узнать,– равнодушно пожал плечами Квентин,– а тут такой случай. Был нужда спасать тебя, и что оставалось делать? Ну и о тебе тоже пришлось...
– Так-так,– насторожился я.– А что ты еще рассказал про меня?
– Кроме того, что ты сам мне поведать, ничего,– заверил меня Дуглас.
– И на том спасибо,– вздохнул я и вдруг вспомнил: – Погоди-погоди, а почему царевич в карете называл меня твоим кузеном?
– Я сказать, что мы – родичи,– весело подмигнул Квентин.– То не есть ложь. Ежели поискать, то у всех наших родов в пращурах непременно сыщутся и... как это по-русски? – нетерпеливо прищелкнул он пальцами.
– Представители других родов,– со вздохом подсказал я.
– Да, да,– кивнул он.– Тогда мы есть родичи.
«Час от часу не легче,– горестно подумал я,– вранье на вранье и враньем погоняет. Да если бы еще хоть врать научился по уму, чтоб никакая проверка не вычислила, а то ж одна несуразность на другой и все, можно сказать, в глаза бросаются. С какого перепуга мы так по-разному путешествуем, если двоюродные братья? Поругались? А чего ж тогда выручать кинулся? Да и в остальном столько вопросов можно задать, что... Ох, Квентин, Квентин...»
– А если дознаются? – уныло спросил я, но больше для порядка – и так понятно, что непременно дознаются.
– Кто? – удивился Квентин.
– Кто угодно,– проворчал я.– Ты хоть понимаешь, что я на вашем языке знаю от силы сотню слов и могу ответить лишь на самые элементарные вопросы, да и то если пойму, о чем именно спрашивают.
– Вот об этом я не думать,– виновато ответил Квентин.
– А надо думать. Ладно, если дальше станут спрашивать, то скажешь так. Мол, ты назвал меня кузеном потому, что... так принято между всеми королями,– нашел я выход. Слабенький, конечно, но хоть какой-то.– А если кому-то подумалось, что мы родичи, то он ошибся. И еще одно,– вовремя вспомнил я,– больше никогда никому ни слова о том, что ты сын английского короля.
– Почему? – опечалился Квентин.
– Потому,– сердито ответил я.– Представь, что будет, если слух об этом дойдет до царя.
– И что? – вновь не понял Квентин.
– Он обязательно захочет это проверить,– пояснил я,– хотя бы уже для одного того, дабы окружить тебя соответствующим почетом. Ну и заодно предупредить Якова, мол, сынок твой у меня гостит, но ты не волнуйся, нужды ему ни в чем нет, и вообще живет он тут как у Христа за пазухой. Понимаешь, что тогда с тобой будет? Да и с фамилией твоей тоже загадочная накладка – ведь он потребует объяснений, почему Яков – Стюарт, а ты – Дуглас. И что ты ответишь?
– Я сказать как есть,– невозмутимо пожал плечами Квентин.– Брак не было по причине смерть мой матери.
Может быть, следовало откровенно сказать ему то, что я услышал от лекаря Арнольда Листелла. Не знаю. Но пойти на такое я не решился – язык не поворачивался. В конце концов, сегодня парень меня здорово выручил, можно сказать, спас от смерти, а я вдруг ляпну эдакое. Да и не поверит он мне – кому охота самолично отказываться от столь радужных иллюзий, да еще замененных на не просто правду, но отвратительную правду.
Но если не говорить ему истины, которая чересчур горька, надлежит топать кружным путем, что я и делал, будучи уверенным на все сто, что, затяни он свою шарманку при старшем Годунове, и дело кончится плохо не только для него, но и для меня тоже.
– А ты уверен, что король вообще согласится признать тебя своим сыном? Вспомни, он же ни разу не сказал тебе ничего подобного,– наседал я, желая не мытьем, так катаньем добиться его молчания.
– То не его вина. У него плохие советники, и королева Анна – это они виноват,– огрызнулся Квентин.
– Да какая разница?! Никто не спросит тебя о причине, когда придет известие, что ты не имеешь ни малейшего отношения к королевской семье. И что тогда будет?
– Что?
– Поверят им, а не твоим объяснениям. И после этого тебя уже никто не станет слушать, а возьмут и с треском выгонят... в лучшем случае.
– А в худшем?
– В Сибирь сошлют. Будешь там снег убирать,– проворчал я и, вспомнив графа Калиостро из телефильма «Формула любви», мстительно добавил: – Весь.
– Как весь? – растерялся тот.– Я сам видеть, на Руси его очень много.
– Во-во,– поддакнул я,– и пока не уберешь, не отпустят. И вообще, кажется, пора к царевичу, а то он уже заждался.
Но еще до визита к нему меня ожидал приятный сюрприз – оказывается, вся моя одежда исчезла. В предбаннике раздевались только мы с Квентином, то есть особо и искать негде. Я заглянул под лавки, еще раз внимательно осмотрел стены и даже бросил беглый взгляд на потолок – нету. Испарились мои штанишки с кармашками, мой кафтанчик, мои сапожки, мое...
А что здесь лежит, аккуратно сложенное, такое нарядное, с блестящими пуговками, золочеными узорами и прочими выкрутасами? Странно, если учесть, что Квентин уже полуодет, то есть это не его, а помимо нас в мыльне ни души – у массажеров-банщиков свой закуток.
